– Мне всё равно. Давай мне первый.
Взяли стопку книг, в читальном зале свободных столов почти не было.
– Пойдём ко мне в общежитие, – предложила Полина.
– Ты правда в одной комнате с Севрюговой живёшь?
– Правда.
Пятикурсница Севрюгова была «притчей во языцех» на факультете. Из далёкой деревни, умнющая, сама платила за учёбу – постоянно где-то работала – то в психушке санитаркой, то ещё похлеще – чуть ли не в морге. Где больше платили. Родители ей почти не помогали – дома осталось ещё трое детей. Не курила, не красилась, не наряжалась – у неё «на эту чушь» денег не было.
– Ну и как она, злая?
– Да что ты, она хорошая, обо всех заботится, за порядком следит. Там в некоторых комнатах такое творится, ты себе не представляешь, а у нас – чистота, порядок – учись спокойно.
Ксения взглянула на Полину – вот уж для кого учёба – главное. Поступила на «бюджетку», на лекциях сидит в первом ряду, записывает слово в слово, а могла бы и не записывать – у неё память, как диктофон.
– Только… Я сегодня дежурная, буду ужин готовить, а ты занимайся, ладно?
– Ладно.
Так она и познакомилась с комнатой номер двадцать семь: с Ириной Севрюговой, с Аней и ещё одной Полиной из параллельной группы.
Ксения копалась в книгах, кое-что конспектировала, успела не всё, конечно, а Полина уже накрывала на стол – варёная картошка, политая растительным маслом, суп из пакета, чёрный хлеб, майонез и ломтики сала – с розоватым отливом, пахнущие чесноком…
– Ну, я домой пожалуй…
– Поешь с нами, – пригласила Севрюгова.
– Оставайся, – улыбнулась Полина.
– Девочки, руки мыть!
Было очень весело слушаться строгую Севрюгову. Уселись за стол. Хлеб мазали майонезом, с супом и картошкой было вкусно. Ксения уже сто лет не ела с таким аппетитом. Когда дело дошло до чая, выяснилось, что нет заварки. Ира взглянула на Лисятникову:
– Полина, ты же дежурная, почему не купила?
– Я забыла, Ирочка… Я сейчас схожу в двадцать пятую, попрошу…
– Какую двадцать пятую? Мы утром у них занимали, обещали отдать, между прочим…
Светлокожая Полина вспыхнула, как маков цвет:
– Я сейчас… У меня есть…
Полезла в шкаф, что-то двигала, пыхтела, достала литровую банку, на треть заполненную клубничным вареньем, внутри – большая ложка.
– Вот это да! Ты его ночью под одеялом ела? Знаешь, как это называется? Хомякова ты, а не Лисятникова.
– Я больше так не буду…
Банку залили кипятком, получился морс. Пряники с морсом – тоже ничего.
В дверь постучали.
– Можно?
– Можно! – крикнули хором.
– Здрасьте… Ира, ты искала последний роман Коэльо… Я принёс…
Севрюгова подошла к стоящему в дверях парню.
Ксюше очень хотелось посмотреть, кто это там блеет, но все так старательно глядели в окно, что она не решилась.
– Спасибо, – Севрюгова бросила книжку на кровать и вернулась за стол.
– Можешь обратно не отдавать… Роман – чушь совершенная… Выкини…
– Зачем же, я отдам…
Разлилось неловкое молчание. Но визитёр не сдавался:
– Вы всё едите, едите… Смотрите, не растолстейте…
Пышнотелая Лисятникова опустила голову и густо покраснела.
Севрюгова вспылила:
– Ты что – пришёл аппетит нам портить? Ешьте, девочки, не слушайте его! – возмущённо откинула назад волосы.
Ксения изумилась – да она же красавица! Зелёные миндалевидные глаза, брови чёрные – дугой… Её бы причесать, нарядить… Но она явно не хочет выставлять себя напоказ, вроде как прячется в своём сером растянутом свитере…
– До свидания.
Дверь хлопнула. Девчонки расхохотались:
– Ну даёт, Презик.
– Кто? Резик?
– Презик.
– Почему… Презик?
– У него в каждом кармане – презики. Он – за безопасный секс.
Ксения открыла входную дверь, в коридоре стояла мама:
– Привет, чего так поздно?
– В общежитии была, нам с Полиной доклад один на двоих дали…
– С телефоном что? Почему недоступен?
– Забыла вчера на зарядку поставить.
– Понятно. Иди кушай скорей.
– Да я поела.
– Где? В общежитии?
– Угу.
– Не стыдно тебе людей объедать?
– Пригласили, неудобно было отказываться…
– Я-то наготовила… Картошку с мясом тушила, салат сделала… есть некому.
– Папа где?
– С американцами поехал на какой-то объект.
Сергей Александрович работал в совместной русско-американской компании по импорту… экспорту… чего-то… куда-то – девушка никак не могла толком запомнить. Отца она просто обожала – высокий, красивый, умный, выглядит как директор банка, спортом занимается, по-английски говорит… Мама рядом с ним серая мышка – на работу одевается слишком строго, почти не красится – учительница, что поделать.
Мама села проверять тетради. Справа стопка проверенных, слева – непроверенных. Слева почему-то всегда выше.