Этот добрый жестокий мир

Булькает мамашина грязь, удивленно бурлит у прохода, в серебряную вазу просочиться не может, но и ручеек украденный назад не пускает. Бросаюсь вперед, туда, где трясина с водой встречаются. Всем телом наваливаюсь на чвакающую кашу, невидимую для спорщиц. Уррр!!! Разорвана связь. Сквозь сон слышу, как в комнате закашлялась Виктория. А здесь, на стыке двух стихий, всеми четырьмя лапами держусь за край… гм… трубы болотной, из которой это самое болото прорваться пытается. Зубами и когтями впиваюсь в трубу, сам не зная, что делать дальше. А впрочем, вижу — плавится край, запекается от моей ярости, застывает намертво, перекрывая путь трясине, останавливая ручей. Замерло все. Затихло. Лишь где-то за спиной шумит водопад. Шкурой чувствую его жемчужные брызги. И падаю, падаю…

…падаю с кресла. Мать с дочкой утихомирились. Виктория, откашлявшись, убралась на балкон курить. Стаська, успокоившись, удивленно оглядывается вокруг: «Что это на меня нашло?» Утих водопад, отшумелся, снова все спокойно на водной глади. А если и остался где кусок тумана, то это мы быстро поправим…

Окинув взглядом обстановку, начинаю лихорадочно вылизывать шерсть. Болото. Фу! На мне. Везде. За год теперь не отмоюсь! Хорошо хоть Стаська этого не видит. Бррр!

На следующий день молочные хозяева отказались с Викторией работать. Сказали, что их творожок и сметанку должно «более искреннее и живое лицо представлять». Уф! А до этого куда смотрели, интересно? Хотя знаю куда. На ручей ворованный, хоть и не видели его.

Впрочем, мамаша и не расстроилась особо. Не до того ей — увлечение новое у дамочки — в Интернете сидит днями напролет. Самца себе ищет столичного, что ли? Ну-ну!

А вечером мне стало дурно. Аукнулось болото коварное. Слишком часто я бросал ему вызов. Поплыла перед глазами комната, ускользнул ковер из-под лап. Сжалось горло в судоргах.

Мяу-у-у! ПОМОГИТЕ! Да кто ж поможет-то? Стаська на работе, а этой болотнице и дела нет. Сидит, нос в монитор уткнула.

Темнеет в глазах, саднит в горле. Болото не отпускает. Ни людей, ни котов.

Клацнул замок в прихожей!

Наконец-то!

— Там твой кот рыгает!

— Э-э-э… Что?

— МИАУУУ!!!

— Блэк? О господи! — увидела, замерла с ключами в руках. — Мама! Тут же вся кухня в крови!

— А я при чем?

— Но ты же дома! Неужели… А фиг с тобой! — метнулась в комнату за корзинкой.

— Мама, помоги мне! Надо к ветеринару. Такси вызови, пожалуйста! МАМА! Ты слышишь? Оторвись от монитора, у меня кот заболел!

— Да чтоб он сдох, твой кот!!!

Задохнулась от возмущения Стаська. Но ничего не сказала. Только глаза заблестели. У меня же в глазах потемнело окончательно. Смутно помню, как Стася положила меня в корзинку, как выбежала на улицу, села в такси.

Уже по дороге запищала трубка говорящая.

— Помоги мне, — прошептала ей Станислава.

Римма Алексеевна приехала в Дом, Пахнущий Лекарством (а также псиной и хомяками), почти одновременно с нами. Наклонилась надо мной, смотрит испуганно.

Горит огонь, под его теплом готов расплавиться ледяной айсберг, стать тем, кем был когда-то…

Когда-то…

Теряя остатки сил, проваливаюсь в сон. Возможно — последний в этой жизни. Цепляюсь за воспоминания Риммы Алексеевны. Пытается отмахнуться бабушка от них («Чего это сейчас такая ерунда лезет в голову?»), но не тут-то было. Смотрит на Станиславу, а видит себя…