– Это восхитительно, Чип! – воскликнула Снежинка, – почему ты держал это в секрете? А Спэрроу сказала:
– Я не думала, что это возможно.
– Поздравляю, Чип, – сказал Кинг, вынимая трубку изо рта, – это достижение, даже с помощью эссе. Ты в самом деле поставил меня на место, – он посмотрел на свою трубку, стараясь держать ее абсолютно ровно. – Что ты успел выяснить?
– спросил он. – Что-нибудь интересное?
Чип посмотрел на него.
– Да, – сказал он, – многое из того, чему нас учат – правда.
Были преступления и насилие, глупость и голод. На каждой двери был замок. Флаги и границы территорий были важны в жизни. Дети ждали, когда умрут их родители, чтобы унаследовать деньги. Труд и материалы разбазаривались просто фантастически. – Чип посмотрел на Лайлак и ободряюще ей улыбнулся, ее так долго ожидаемый подарок разваливался. – Но кроме всего этого, – сказал он, – члены, похоже, чувствовали себя сильнее и счастливее, чем мы. Ездили, куда хотели, делали, что хотели, «зарабатывали» вещи, «владели» вещами, выбирали, все время выбирали – это как-то делало их более, чем члены сейчас. Кинг потянулся за табаком.
– Ну что ж, это как раз то, что ты и собирался найти, правда? – сказал он.
– Да, правда, – ответил Чип, – но есть еще кое-что.
– Что же? – спросила Снежинка. Глядя на Кинга, Чип произнес:
– Хаш могла бы не умереть.
Кинг удивленно посмотрел на него, все остальные тоже.
– О чем ты говоришь? – спросил Кинг, его пальцы перестали набивать трубку.
– Ты не знаешь? – спросил его Чип.
– Нет, – сказал он, – я не понимаю.
– Что ты хочешь сказать? – спросила Лайлак.
– Ты не знаешь, Кинг? – спросил Чип.
– Нет, – сказал Кинг. – Что за… У меня нет ни малейшего представления о том, на что ты намекаешь. Как до-Объединенческие книги могли тебе сказать что-то о Хаш? И почему я должен это знать, если они и могли тебе что-то сказать?
– Жить до шестидесяти двух лет, – сказал Чип, – это не чудо, которому мы обязаны химии, генетике и унипирогам.
Пигмеи экваториальных лесов, чья жизнь была трудной даже по до-Объединенческим стандартам, жили до пятидесяти пяти и шестидесяти. Член по имени Горио жил до семидесяти трех, и никто не думал, что он какой-то необычный, а это было в начале девятнадцатого века. Члены жили до восьмидесяти лет, даже до девяноста и больше!
– Это невозможно, – сказал Кинг, – тело столько не продержится: сердце, легкие…
– Книга, которую я сейчас читаю, – сказал Чип, – про членов, которые жили в 1991 году. У одного из них было искусственное сердце. Он дал деньги врачам, и они заменили его сердце искусственным.
– Что за… – сказал Кинг. – Ты уверен, что ты действительно понимаешь этот Франдаиз?
– Франк а и с, – сказал Чип. – Да, совершенно уверен. Шестьдесят два – это не долгая жизнь, это относительно короткая жизнь.
– Но тогда, когда мы умираем, – сказала Спэрроу, – почем уже, если это не тогда… когда нам надо умереть?
– Мы не умираем… – сказала Лайлак и перевела взгляд с Чипа на Кинга.
– Правильно, – сказал Чип, – нас заставляют умереть. Уни заставляет. Он запрограммирован на эффективность, на эффективность во-первых, во-вторых и в последних. Он проанализировал всю информацию в своих блоках памяти – это не те милые розовые игрушки, которые вы видели, если были на экскурсии, это – уродливые стальные монстры – и решил, что шестьдесят два – оптимальный возраст для смерти, лучше, чем шестьдесят один или шестьдесят три, и лучше, чем возиться с искусственными сердцами. Если шестьдесят два – не новое достижение в долгожительстве, которому мы должны радоваться – а я знаю, что это не так, – тогда это единственный ответ. Замена нам уже готова, и ждет, и вот мы уходим, на несколько месяцев раньше или позже, так что все не кажется так уж подозрительно аккуратным. На тот случай, если кто-нибудь настолько болен, что вообще может испытывать чувство подозрения.
– Христос, Маркс, Веи! – сказала Снежинка.
– Да, – сказал Чип, – особенно Вуд и Веи.
– Кинг? – обратилась Лайлак.
– Я ошеломлен, – сказал Кинг. – Теперь я понимаю. Чип, почему ты думал, что я знаю, – и добавил, обращаясь к Снежинке и Спэрроу:
– Чип знает, что я работаю в химиотерапии.
– А ты не знаешь? – спросил Чип.
– Не знаю.
– Есть яд или нет яда в лечебных блоках? – спросил Чип. – Это ты должен знать.
– Не горячись, брат, я пожилой член, – сказал Кинг. – Яда как такового нет, но почти любая составляющая инъекции могла бы вызвать смерть, если впрыснуть ее слишком много.
– А ты не знаешь, сколько каких веществ впрыскивают, когда члену исполняется шестьдесят два?
– Нет, – сказал Кинг, – лечения составляются прямыми сигналами от Уни к блокам, и их невозможно скорректировать. Я, конечно, могу спросить Уни, из чего состояло или будет состоять какое-то конкретное лечение, но если то, что ты говоришь – правда, – он улыбнулся, – то Уни мне солжет, не так ли?
Чип задержал дыхание, а потом выдохнул:
– Да.
– А когда член умирает, – спросила Лайлак, – симптомы какие – как при старости?