Этот мир-мой! [Авт. сборник]

Да Фонсека потерял сознание, как только его уложили на кушетку. Его сердце перестало биться. Прибежал Мерридей со шприцом. Угадав намерение Рафта, он приготовил длинную иглу.

Рафт сделал укол прямо в сердце и прижал к груди летчика стетоскоп, ожидая результата. Вскоре он заметил, как что-то изменилось, и вдруг понял, что именно.

Барабаны. Теперь они звучали громко, звонко, торжествующе. Их ритм напоминал биение чудовищного сердца — темного и огромного сердца джунглей.

Да Фонсека откликнулся на него. Рафт услышал слабое биение, идеально синхронизированное с ритмом барабанов Жутаи. Веки мужчины медленно поднялись, он глухо, но певуче заговорил:

— Теперь он возвращается… и врата Доирады открываются перед ним… Возвращается… к спящему Пламени. Невидимым путем, где демоны Паитити охраняют ворота Доирады…

Барабаны замолотили громче, и сердце летчика забилось сильнее. Голос его обрел силу.

— Солнце было фальшивым. А река текла медленно… слишком медленно. Там, подо льдом, был дьявол. Это был… был…

Он судорожно потянулся к горлу, хватая воздух, в глазах его засветилось безумие.

— Курупури! — крикнул он, и барабаны заглушили эхо его слов.

Потом да Фонсека умолк, и на все вокруг опустилась темная, густая тишина. Словно по сигналу, барабаны Жутаи прервали свой разговор, и летчик безжизненно повалился на кушетку.

Весь в холодном поту Рафт снова наклонился над ним, прослушивая стетоскопом обнаженную грудь.

Ни звука.

Где-то в глубине джунглей на мгновенье ожил барабан.

Мертвое сердце да Фонсеки несколько раз ударило в такт ему, а потом остановилось навсегда.

Глава 3 Врата Паитити

Вместе с пятью индейцами Доктор Брайан Рафт шел за Крэддоком и Перейрой вверх по Жутаи. Губы его были решительно сжаты, но душу терзали сомнения. Мерридея он оставил в больнице, чтобы тот закончил эксперименты и переслал результаты в институт.

— Ты не можешь идти один, — уговаривал его Мерридей. — Ты просто спятил, Брайан.

Рафт кивнул.

— Возможно, но мы работали с Дэном почти год, а кроме того, он белый. Что касается Перейры, то я не совсем уверен, что он вообще человек.

Мерридей, обычно сдержанный, взорвался:

— Но это же бред!

— Я рассказывал тебе, что произошло. У него не было пульса, и температура тела не укладывалась ни в какие рамки. Да и то, как он преодолел стену лаборатории, тоже достаточно необычно, разве нет?

— Да Фонсека перед смертью тоже говорил странные вещи. Надеюсь, ты ему не поверил?

— Нет, — заверил его Рафт. — Пока нет. Мне нужно больше фактов. Еще я хотел бы заглянуть в тетрадь Крэддока. Перейра сказал, что возвращает ее. И потом, эта история с солнцем и слишком медленно текущей рекой. Как ты помнишь, об этом упоминали двое: да Фонсека и Перейра. Более того: Дэн, похоже, понимал, что это значит.

— Наверняка он понимал больше меня. — Мерридей откашлялся. — Ты затеваешь опасное дело, отправляясь в одиночку вверх по реке.

— У меня предчувствие, что Крэддок уже бывал там, а то, что нашел, держал в секрете. — Рафт покачал головой.

— Не знаю, просто не знаю, Билл… В лодке было мало топлива, и я думаю, что сумею их догнать.

— Хотел бы я, чтобы ты позволил мне пойти с тобой.

Рафт на это не согласился и в конце концов отправился с индейцами, которые, неутомимо гребя, вели большое каноэ против течения. У него были кое-какие припасы, а также оружие и патроны. Туземцы помогли ему найти следы Перейры; оказалось, что искатель алмазов расстался с рекой гораздо быстрее, чем можно было предполагать.

— Двое людей идти, — сказал Луис, внимательно изучив подлесок.

Итак, они пошли пешком, значит, Крэддок шел добровольно. Или под гипнозом, подумал Рафт, вспомнив выпуклое зеркальце. Все чаще ему вспоминалось экзотическое лицо девушки. Трудно было сказать, какую роль она играла в этих таинственных событиях, однако именно ее образ побуждал Рафта искать разгадку.

Они двигались на запад, в направлении границы с Эквадором, через земли, где тысячи небольших речек соединяют свои воды в могучую Амазонку. Шли десять дней и ночей…

На рассвете одиннадцатого дня индейцы исчезли, ушел даже верный Луис. Все произошло без суматохи, без шума, и когда Рафт проснулся, он обнаружил, что остался один. Может, они удрали, а может, до них добрались ягуары. Ночью лес становился местом истинного шабаша зверей. Как бы то ни было, Рафт не нашел никаких следов.

Его лицо сделалось еще более угрюмым; дальше он шел гораздо медленнее, упрямо продираясь сквозь зеленые, пульсирующие невидимой жизнью молчаливые джунгли и никогда не был уверен, не окажется ли за ближайшим поворотом один на один с ядовитой змеей, вездесущим ягуаром или, наконец, с самим Перейрой.

Он не вынес бы этого, если бы не жил годами в полевых условиях и не приобрел опыта выживания в тропиках. Только благодаря этому Рафт мог идти по следам беглецов, и в конце концов нашел то, что умирающий да Фонсека назвал невидимой дорогой.