Все эти запахи были запахами пищи. Разумеется, не человеческой, но независимо от этого они воздействовали на то, что было в Рафте чисто физическим, и потому запали ему в душу.
Пища была составной частью любого жизненного цикла, целью, ради которой все и было создано. Притупившиеся чувства были не в состоянии оценить экстаза, сопровождающего поглощение пищи. Только специализированные существа могли понять наслаждение, идущее от каждой клетки тела.
Существа, покрытые сеткой нервов, лежали, погрузившись в теплую, парящую жидкость, сотрясаемые дрожью наслаждения от поглощения вещества, бывшего для них одновременно едой и питьем. Броненосцы ощущали вкус на вкусовых сосочках языка; холодная жидкость, стекающая вглубь пересохшего горла, была острой и освежающей.
Рафт заметил, что стоит посреди узорчатого ковра, но это не имело значения. Он старался сосредоточиться на содержании чужих мыслей, на этом заманчивом шепоте, говорящем об удовольствиях настолько сильных, что все прочее становилось неважным.
Не только животные, но и растения знали чувства голода и сытости. Они питались через корневую систему, уходящую глубоко в землю, к источнику всей жизни. Рафта захлестнули чувства, превосходящие всякое воображение. Ему показалось, что у него тоже есть корни, что он поглощает питательные вещества через их растительную ткань. Он стал частью земли и питался ею.
Его колени коснулись гладкого яркого ковра.
Рафт следил за вибрирующим танцем слабого света. Он лежал на спине, широко раскинув руки, и все его тело пульсировало блаженным теплом. Ему казалось, будто он раскинулся на зыбучих песках, которые очень медленно и нежно начинали оседать под ним.
А может, все было иначе. Может, это он сам поглощался веществом, на котором лежал, становился частью сложной, вечно голодной жизни, пульсирующей вокруг него, жизни, наполняющей дрожью всю землю.
«Ты всегда испытывал голод, Брайан Рафт. Ты один, а во мне вас много, поэтому ешь, и будешь счастлив, — произнес голос. — Глотай острую, щиплющую язык жидкость, которой питаются броненосцы, погрузись в теплую нежность жидкости, заполняющей шляпки грибов, пусти корни в эту почву и познай переполняющее разум и тело наслаждение сытости».
Кружащиеся туманы стали ярче, совершенно закрыв ему поле зрения. Он уже не нуждался в глазах. Деревья были слепы, однако дрожали в экстазе, когда их корни сосали жизненные соки.
Деревья?
Нет, конечно, не могли они чувствовать. И все-таки чувствовали. Что-то объединило их с остальными формами жизни неразрывными узами.
Сад Харн проголодался и сейчас утолял свой голод.
Воспоминания мелькали в голове Рафта с молниеносной быстротой. Существо спрашивало, искало, изучало. Чего оно хотело? Он вспомнил резкий вкус пива, горячую свежесть вынутого из печи хлеба. Только что во рту был мандариновый сок, а через мгновенье он уже наслаждался богатым вкусом какао или старого бренди.
Рафт почувствовал жажду. Смена воспоминаний стала быстрее, он едва не вышел из транса. Давно забытые чувства поднимались на поверхность его сознания: вкус всех вещей, которые он когда-либо пробовал.
Где же это было?
В мире, в котором бренди тянут из стаканов, хлеб пекут в печах, а какао подают в чашках на столы, застеленные белыми скатертями.
Это воспоминание открыло в мозгу Рафта новый канал. Теперь он вспоминал не только пищу.
Он помнил и цивилизацию, а вместе с памятью о ней вернулось сознание самого себя, Брайана Рафта. Он больше не был чувствующей машиной для поглощения пищи.
Туман сполз вниз, подобно одеялу. Сад Харн волна за волной заливал Рафта своим тяжелым ароматом, однако теперь он с внезапным холодком в груди вспомнил иной Сад и древо, рождающее удивительные плоды. И заповедь: «Не вкуси плода от этого древа».
«Ты всегда испытывал голод, Брайан Рафт, так насыться же, как это делаю я. Познай экстаз, ведомый мне».
Спокойный, холодно-далекий голос, — его соблазнительному звучанию невозможно было противостоять, — затронул забытые струны его памяти. Впечатление чего-то знакомого усилилось. Существо, наполняющее Сад своим присутствием, Рафт знал уже раньше, правда в иной форме.
Наконец он вспомнил.
«И СКАЗАЛ ЗМИЙ ЖЕНЕ: НЕТ, НЕ УМРЕТЕ ВЫ».
Холодный шок возвращающегося сознания потряс Рафта. Он напряг мышцы и попытался подняться, но обнаружил, что это невозможно.
Ковер накрыл его тело, пока он лежал, отуманенный, без движения, и теперь человек мог совершать лишь незначительные движения. С невероятным трудом ему удалось передвинуть руку вдоль тела и нащупать рукоять стилета. Вокруг себя Рафт ощущал предательски приятное пожатие яркой ткани, савана, который поглотил бы его, полежи он чуть дольше.