— Не сердись пожалуйста. В нем прибамбасы. Когда вы непонятные слова говорите, он мне подсказывает.
— Ну, раз прибамбасы, тогда носи, — улыбнулся хозяин, быстро оделся и повлек меня за руку в столовую. Так мы туда и вошли — рука в руке. Тут все встали и заиграла незнакомая, но явно торжественная музыка. Совсем недолго. Потом все зааплодировали. Хозяин напрягся, а потом обнял меня за талию и прижал к себе.
— Марта, тебе ни один секрет доверить нельзя!
— Смотря, с какой стороны посмотреть, — хитро прищурилась госпожа. — "Горько" кричать будем?
— Когда у нас на свадьбе кричат "горько", надо целоваться, — шепнул на ухо хозяин. Я чуть на пол не села. В животе холодно стало. Сами посудите: Я — рыжая рабыня. Только что была на вершине счастья, что из рабыни поднялась до наложницы. И вдруг — свадьба. Я, рыжая, стану госпожой? Так не бывает! А раз не бывает, значит, плохо кончится. Очень плохо. Моя мама на мечи бросилась. Я не хочу умирать молодой.
— Не надо свадьбы. Можно, я наложницей останусь? — пискнула я.
— Почему? — кажется, спросили все сразу.
— Страшно…
Линда зафыркала, Петр крякнул, Марта спряталась за Мухтара и прижалась лицом к его спине. Только плечи затряслись. Рука хозяина на моей талии вновь напряглась.
— Это аргумент, — задумчиво произнес, наконец, хозяин. — Когда передумаешь, скажи.
Нас усадили на почетные места. Я все порывалась вскочить и помочь накрыть на стол, но меня усаживали обратно. Это плохо кончится…
— Миу, ты чего ушки прижала? — заинтересовалась Линда.
— Это неправильно. Это я должна за хозяином ухаживать.
— Не сегодня! Успокойся.
— Шеф, сегодня я лечу с вами. Медицину в машине уже развернула.
— А ты помнишь, что тебя не хотят видеть во Дворце?
— Подежурю в машине вместе с Петром.
— Добро. Опять манная каша? Марта, ну хоть ложечку картофельного пюре?
— Вы там на пиру всякой гадости наедитесь, а у тебя только пятнадцать процентов стенок желудка от пластика очистилось. Так что терпи.
Я с опаской поглядывала на Линду, ждала, когда они с Мартой начнут свое хулиганство. Пусть они подруги, но брошусь, прикрою хозяина своим телом…
До конца завтрака так ничего и не произошло. А как только мы сгрузили грязную посуду в мойку, Петр позвал меня в ангар. Прямой приказ, не смею ослушаться. Бросила хозяина в опасную минуту…
— Видишь эту машину? — указал на синий байк, которого вчера здесь не было. — Ты за нее отвечаешь. Можешь на ней ездить, только не вздумай никому дарить. Она не твоя, она казенная. Свою ты уже подарила.
Я бухнулась на колени и поцеловала пол у его ног. А когда вскочила, врезалась затылком Петру в подбородок. Он успел наклониться, чтоб поднять меня. Сильно врезалась. Обхватила макушку руками, села на пол — и слезы из глаз. А Петр опять произнес слова, которые повторять нельзя. Звездочки ранние, да что же со мной творится?
— Ну ты, подруга, сильна! — сказал, наконец, Петр, ощупав нижнюю челюсть. — Больше так не делай!
Развернулся и ушел. А я осталась сидеть на полу и хлопать глазами. Ну почему все так нескладно? Может, на самом деле, все зло от рыжих?
Ночью Миу учудила. Не скажу, что пробуждение было неприятным… Но, черт возьми, наш, человеческий менталитет говорит, что самец выбирает и самку, и время. И вообще, я, как бы, опекун и наставник. И втрое старше. Оттаскать бы себя за уши, как мальчишку.
Но Миу знала, на что шла. Отдавалась горячо, с удовольствием и со знанием дела.
А утром узнал от Марты, что Миу готовилась к этой ночи с первого дня. Девушки знали — и молчали. Миу оказалась в моей постели не по минутному порыву. Короче, рано или поздно, это бы случилось. По принципу: "Чего хочет женщина, того хочет бог". Хорошо хоть команда отнеслась с пониманием. Устроили нам экспресс-свадьбу. Пришлось делать вид, что все нормально.
Хотя, какое там "нормально"? Видимо, пока меня не было, Миу получила жесткий нагоняй от Линды. На мордочке испуг, ушки прижаты, с беспокойством ждет какой-то пакости от девушек, и подготовлена программа на моторику. То ли под стол нырнуть, то ли в угол забиться. Была бы человеком, считал бы без проблем. С котами еще путаюсь.
Петр ожидал нас у машины злой и молчаливый. Пару раз сплюнул в песок кровь и зарыл движением сапога.
— Что случилось? — напрямик спросил я.
— Язык прокусил, с Миу столкнулся, — не стал увиливать он. — Теперь болит.
— Сильно болит?
— Не в этом дело. Не сумел уклониться. Размяк от безделья, реакцию потерял. Это обидно.
Миу вышла из дома под конвоем Марты и Линды. Жалкое, забитое существо, идущее на эшафот.
— Господин, бестолковая рабыня нижайше просит простить ее, — промямлила Миу и бухнулась на колени, лбом в песок. Петр отскочил на два метра, будто ему под ноги петарду бросили.
— Видишь, Миу, капитан сам тебя боится, — развеселилась Линда. — Не будет он тебе хвост отрывать.
— Голова болит? — спросил Петр, присев на корточки.
— Сначала было очень больно, но сейчас почти прошло, — прижала ушки Миу.
— Тогда садись в машину, — Петр стряхнул со лба Миу песчинки и погладил по головке. — Смотри на жизнь веселей, непоседа. Бывает и хуже.