Есть огромная разница между ЗНАНИЕМ о примерном будущем, зафиксированном в том самом каноне, и между проживанием жизни без знания о вышеупомянутом «счастье». Это в чем-то похоже на знание о своем будущем со слов какой-нибудь крутой предсказательницы. И вот что ты не делай – а оно все равно идет к тому, что тебе напророчили!
К моему великому облегчению, пока я не находил подтверждений тому, что этот мир – отражения чего-либо написанного, нарисованного, анимированного или экранизированного. Но расслабляться нельзя – читал я как-то в своей прошлой жизни про ребят, которые узнавали о своих проблемах где-то в середине повествования, а не по-читерски в самом начале. И что-то совсем мне не понравились их мытарства!
Хм… а знаете? Вот рассказал о своих страхах, и какая-то даже легкость образовалась! Неужто работает?!
К окраине деревни вышел через два часа. Солнце как раз склонялось к тому уровню над горизонтом, который свидетельствует о скором окончании рабочего дня – в этот момент сотрудники офисов начинают украдкой собираться, временно забивая на работу. Жаль, тут офисов нет. И не будет еще лет, наверно, триста-четыреста – до развития промышленности и общества потребления здесь еще далеко-о-о.
Я торопился, конечно, но и об осторожности старался не забывать – если сейчас запнусь о корень дерева и переломаю себе ноги, никому от этого лучше не станет. По сторонам, опять-таки, в наших лесах желательно посматривать – это вам не Подмосковье – тут, знаете ли, хищники есть. Попадаются даже отдельные экземпляры, охочие до свежего человеческого мясца. В окрестностях деревни охотников (да и других деревень – тоже) их, само собой, совсем уж мало, но это ж дикое зверье – столбов не видит, читать не умеет, шастает туда-сюда.
Вышел к деревне и остановился, ощутив, как внутри все оборвалось и опустилось, а юношеский организм чуть не устроил по данному случаю истерику со слезами и соплями.
От деревни осталось немногое.
Тридцатиметровая воронка где-то примерно на месте «ресторана» господина Цай Хома. Мужик, кстати, очень гордится (точнее, гордился… судя по тому, что я вижу) своим именем – второй слог-иероглиф как бы намекал на принадлежность к правящему клану Ма. Намекал куда определённей, чем банальное место жительства, как у прочих селян.
Взрыв был мощный – в радиусе ста метров от воронки не осталось ничего. Деревянные избы были сметены, как мусор – гигантским веником. Здесь, у окраинных огородов и землянок-бытовок-амбаров, теперь кучами валялись деревянные обломки, обрывки ткани, лоскуты бумаги от внутренних перегородок… И тела людей.
Переломанные или, напротив, с виду почти не пострадавшие. Откуда-то из глубин прошлой жизни всплыло понимание, что это… нормально: ударная волна от взрыва, оставившего после себя тридцатиметровую воронку, должна была быть настолько мощной, что тот, кто умудрился выжить после избыточного давления на границе ударной волны, погиб, нашпигованный и переломанный летящими бревнами, камнями и щепой. Да и просто, отброшенный ударной волной – вряд ли кто успел бы упасть ничком на землю…
Количество погибших… похоже, что все население деревни. В лес или в поле вряд ли кто-то выходил – как я упоминал, время года не то, чтобы шастать вне деревни – народ либо культурно отдыхал, либо готовился к выезду на ярмарку в Мацан. А «жилой сектор» деревни был расположен довольно компактно.
Птицы не поют, ветра нет, и деревья не шумят. Тихо. Кладбище.
– Дальше.
Господин Ма Шэнли был высок и строен. Копна черных волос убрана в хвост, кончик которого болтается где-то между лопаток. Мужественные, как и положено аристократу, черты на удлиненном чисто выбритом лице, миндалевидные черные глаза под агрессивным разлетом изящных черных бровей. На вид – лет двадцать пять. Но с местной медициной (доступной в полном объеме, понятно, только для облеченных властью персон) цветущий и юный внешний вид не является показателем солидного возраста. Ему и шестой и седьмой десяток вполне может быть. После восьмого и девятого десятка аристо, насколько я знаю, предпочитают подпускать в волосы седины для большей солидности – видимо, это чем-то помогает во внутривидовой борьбе за место в иерархии себе подобных.
Кафтан на господине Ма Шэнли – красный. То ли парчовый, то ли шелковый, то ли атласный – я в этих ваших высоких и дорогих материях не разбираюсь. Но из-под натертого до зеркальности доспеха видны только его рукава да полы, доходящие до колен. На ослепительном от украшений поясе высокородного – дзянь в лакированных ножнах с изумительным по изяществу тонким рисунком. А разных камушков в рукояти столько, что дешевле ее было бы из чистого сапфира выточить – и надежнее, и практичнее, и больше скажет понимающим людям… на мой чисто дилетантский взгляд.