Этот прекрасный мир

Вряд ли что-нибудь столь же стимулирует меня, как теории и произведения сюрреалистов. Я повторяю «вряд ли что-нибудь», потому что хочу добавить к ним кое-что столь же стимулирующее. Китай, например, и все ассоциируемое с этим понятием; произведения Отто Ранка и Минковского, поэта шизофрении, Кайзерлинга, да, графа Германа Кайзерлинга; язык и идеи Эли Фора; и, конечно, Д. Г. Лоуренса, Ницше и Достоевского. Даже Эмерсона и Рембо, даже Гёте. И, в не меньшей мере, Льюиса Кэрролла.

Если, как утверждает где-то Гёте, – «только плодотворное верно», – тогда во всех этих людях, которые мной поименованы, и в самой идее Китая должна заключаться истина. Но истина – везде и во всем. Бесполезно искать истину, как бесполезно искать красоту или власть. Так же как бесполезно искать Бога и Красоту. Все они являются сами без всяких, с нашей стороны, поисков. Борьба идет не за них, а гораздо глубже. Она идет за синхронизацию потенциального бытия с действительным, за плодотворную связь между человеком вчерашним и человеком завтрашним. Это болезненный, но неизбежный процесс роста. Мы либо растем, либо умираем, и умереть заживо в тысячу раз хуже, чем «Освободиться от шелухи сует»[112]. На тысячах разных языков, тысячью способами люди подтверждают одну и ту же мысль: чтобы по-настоящему жить, человек должен сражаться. Сражаться, чтобы реализовать свой потенциал. Вина, грех, совесть – из человеческого сознания этих факторов не удалить. Они суть и часть самого сознания. Нагрузка на силы подсознания не обязательно подразумевает ликвидацию сознания. Напротив, подсознание расширяет сознание. К инстинктивной жизни возврата нет, и даже, наблюдая первобытных людей, я свидетельств их чисто инстинктивной жизни не обнаруживал. Строгие табу, входящие в парадигму сознания дикаря, позволяют освобождать инстинктивные силы жизни. У цивилизованного человека тоже есть табу, но наказание за их нарушения заменяет быструю смерть медленной и болезненной. В противоположность первобытным людям, цивилизованные кажутся мертвыми, совершенно мертвыми. Они, конечно, в действительности не более мертвы, но создают впечатление мертвенности – настолько напряжение и крайности современной жизни разрушают их. Разрушение современного человека происходит сдвигом напряжения из коллектива в индивидуальную жизнь. Жизнь дикаря par excellence[113] коллективна, хотя и жизнь цивилизованного современника индивидуальна не полностью. Цель все та же, она безошибочна, но вот сил для достижения ее не хватает. Парадоксальным образом, чем более человек овладевает искусством самообладания, тем более он развивается. По мере того как сфера его влияния расширяется, чувство изоляции, отъединенности увеличивается. В течение тысяч лет, когда человек бегал в стаде, он был – да и до сих пор остается – хищным животным, убивающим вместе с соплеменниками. Цивилизация не искоренила инстинкт убийства и никогда его не искоренит. Но она почти непреднамеренно совершила иное: вызвала развитие эго, индивидуальности человека. Я говорю «цивилизация», в то время как имею в виду немногих великих и необыкновенных индивидуумов, чье духовное развитие до сих пор настолько превосходит развитие человека толпы, что они остаются уникальными. Эти люди подчинили себе великое множество людей, над которыми осуществляют тираническую власть, по всем признакам и целям им навязанную. Холодная и стерильная кристаллизация истин, которые великие люди разработали и согласно которым действуют, образует систему того, что мы называем цивилизацией. И как на первобытного человека, так и на цивилизованного самым мощным образом действует страх, доминирующий над его сознанием. В человеке, одолеваемом неврозом, этот страх находит высочайшее выражение: парализованный страхом невротик становится символом разлагающейся мощи цивилизации. Человек – жертва так называемого «прогресса». Он стоит среди нас как предупреждение, своего рода тотем во плоти и крови, представляющий силы зла.

Как раз здесь понятие, введенное Андре Бретоном – «кризис сознания», – особенно настойчиво приходит на ум. Невроз, некоторым образом, как раз и является «кризисом сознания». Невротик – жертва нового образа жизни, который мы должны либо принять, либо погибнуть. Потому что невротик – это жертва борьбы, ведущейся в амфитеатре разума. Это борьба Нарцисса с самим собой: какое бы направление ни принимала мысль, жертвой ее все равно становится человек. Борьба жертвенно ведется людьми высочайшего типа, и мы, ее зрители, либо сами устраняем этих страдальцев из нашей среды, создавая более равновесные личности, либо, подражая им, погибаем, как погибают они.

Психоанализ не приносит излечения от невроза. Психоанализ – всего лишь метод, метафизика, если на то пошло, иллюстрирующая и объясняющая нам природу болезни, всеобщей для цивилизованных существ. Психоанализ не закладывает основы для последующей терапии, он всего лишь заставляет нас осознавать существование зла, которым, что достаточно странно, является сознание.