Этот счастливый токсичный мир

– Да как будто тебе не плевать! – закатил я глаза. – О маме я позаботился, в отличие от тебя. И о бабуле тоже. Не задавай эти гнусные вопросы, мне тошно от них. И вообще лучше помалкивай. Каждый раз, когда ты открываешь рот, я чувствую, как воняет твоя сгнившая совесть.

Не знаю, что на меня так влияло: поведение Максия, морг или проклятая мигрень, но бесполезно было напоминать себе, что я здесь на задании и не должен раскрывать свою личность. Я вел себя как двенадцатилетка, отупленный гормонами. Но даже в этом возрасте я гораздо лучше следил за собственным языком. Не стоило произносить вслух столько лишних вещей. Хоть это место и принадлежало Орланду, тут могли затесаться лишние уши, в том числе и Конгломерата, а я вообще перестал за собой следить. Что-то с моей кроной явно было не так.

В неосознанной попытке сбежать от деда я набрал такую скорость, что теперь Максий бежал рядом трусцой, на удивление не показывая ни намека на одышку.

– Давай просто поговорим! – убеждал он меня. – Не упрямься!

– В нашей семье роль главного барана всегда выполнял ты!

– Постойте! – донесся до нас жалобный крик. – Я не успел запомнить обратную дорогу!

Мы с Максием одновременно обернулись, и мне захотелось себе вмазать. Финард стоял далеко позади, в конце полутемного коридора, опершись рукой о стену и тяжело дыша. Я напрочь забыл, что моей задачей было следить за ним, а не ругаться с дедом.

Я наконец-то немного протрезвел от злости и пошел обратно. Максий опять включил раздражающий режим наседки и забегал вокруг Топольски, но хотя бы отстал от меня. Они с Финардом переглядывались так многозначительно, что я убедился – дед не зря потащил его в морг. Они там о чем-то переписывались. А улики дед съел.

Это было так нелепо, что я едва не захохотал в голос. Даже предположение о том, что эти двое чудиков пытаются склепать на коленке заговор против Орланда и раскрыть миру тайну НИЦ, казалось настолько абсурдным, что я только диву давался, как им это вообще в голову пришло. Даже если они сбегут отсюда, что дальше? Заблудятся в ближайшем поле и будут питаться кузнечиками, пока их не найдут? Но на всякий случай я сделал себе мысленную зарубку не оставлять их вдвоем.

После обеда мне удалось привести настроение к отметке «благодушно-нейтральное», и я расслабился. Мой удольмер до сих пор был при мне, хотя его и замаскировали, так что я рисковал потерять уровень, пустив все на самотек. Финард до самого вечера возился в лаборатории и на этот раз даже не ныл, что я ему мешаю. Сперва он читал документацию и делал какие-то записи. Потом напялил прозрачные очки, маску и попросил меня отсесть подальше, если я не хочу нанюхаться токсичных веществ.

Я отвлекся от набрасывания юмористической миниатюры про морг и стал с интересом наблюдать за Топольски в ожидании фейерверков, бурлений и искр во все стороны, но увы. Белобрысый просто делал пометки в тетради, отмерял крошечные дозы непонятных мне веществ, что-то смешивал, нагревал, переливал. Но ни разу ничего не взорвалось, не зашипело, не пошло дымом. Никаких спецэффектов. Одна вонь. Так что я быстро заскучал и вернулся к писательству, морщась от странных запахов. Так мы и сидели до самого вечера.

На ужин опять слегка задержались, потому что оторвать Топольски от работы было еще труднее, чем деда от его Теории пирожка. Наконец Финард закрутил оранжевой крышкой полученную смесь и поставил в один из ящиков, наклеив сверху бирку с непонятной мне пометкой.

– Можем идти, – сообщил он, направляясь к выходу.

– Стоять! Сначала я тебя досмотрю. Чтобы ничего отсюда не вынес.

Игнорируя возмущения белобрысого, я вывернул его карманы, прощупал все утолщения в ткани, заставил снять обувь и обнюхал его, даже зайца вниманием не обделил. Мало ли. Этот парень – токсиколог. Ничто не помешает ему вытащить отсюда отраву и удариться в крайности.

За ужином я ел впрок, чтобы не маяться от голода ночью. Меня угнетали эти долгие перерывы между приемами пищи и то, что тут не было ни одного элементарного автомата с батончиками, соками или печеньем для перекуса.

Горе-заговорщики со своими очень скромными одним яйцом – у Финарда – и одним пирожком – у деда – взирали на мою гору еды со смешанным чувством отвращения и ужаса.

– Чего пялитесь? – раздраженно сказал я. – У меня, в отличие от вас, задохликов, прекрасный аппетит.

– Пирожки мне в кишки! – произнес дед. – Как же в тебя это все помещается?

– Он уже, наверное, заплывает жиром, – пробормотал Топольски.

Я аж поперхнулся.

– Чего? В каком это месте я заплываю жиром?

– У вас точно есть брюшко. Просто под одеждой это не так заметно. Но при такой избыточной калорийности, даже учитывая высокий рост и объем мышечной массы, вы уже стоите на первой ступени к ожирению.

Финард говорил так самоуверенно, что я просто не мог не надавать ему ментальных пощечин. С таким-то телом он еще вздумал критиковать мое? Я встал, демонстративно задрал футболку, оголяя живот.