Этот сладкий голос сирены

- Нет, - сказал Тибайдуллин и даже затряс головой.

- Хорошо, -сказал Валентин Петрович. – Слава Богу, мужской ассортимент не так велик. В плащ и шляпу. Или без шляпы, но в плащ. И… клетчатый шарф.

- Нет, - сказал Тибайдуллин. – Просто в джинсы. В куртку и джинсы.

- А на ногах? – Валентин Петрович на секунду задумался. - …сапоги с ботфортами?

- Нет, - сказал Тибайдуллин. – просто кроссовки…

- Отлично, - сказал Валентин Петрович. – Теперь постарайся вспомнить фамилию.

- Что тут вспоминать? – сказал Тибайдуллин. – Я знаю его фамилию. Горовой…

- Горовой-банк, - сказал Валентин Петрович.

- Да, - подтвердил Тибайдуллин и даже поежился.

Через неделю в кассовом зале Горовой-банка появился новый клиент. Невысокого роста, непримечательной внешности, говорил тихим голосом. Он положил на год двадцать тысяч долларов на фамилию Тибайдуллин. Домашний и служебный телефоны

не указал, только мобильный.

У Тибайдуллина никогда не было мобильного телефона. Валентин Петрович купил его для него в тот же день, что и новую одежду. Маленький, серебристый, он лежал в кресле, как какое-то спящее, диковинное животное, этакое странное существо, и во сне, как животное, чутко вздрагивал и поскуливал, принимая рекламные эсэмэски. Тибайдуллин долго не решался к нему прикоснуться. Когда же он дернулся и заскулил уже в голос длинной музыкальной фразой из какого-то очень знакомого музыкального произведения и стал эту фразу навязчиво повторять, а Тибайдуллин опять к нему не подошел, взорвался обычный телефон уже на столе. Звонил Валентин Петрович:

- Ты почему трубку не берешь?

- А как… - растерялся Тибайдуллин.

- Я же тебе объяснял! Возьми… Вот сейчас, при мне… Взял? Найди кнопку, вверху, слева. С трубкой… На ней трубочка нарисована, черт тебя побери! Нашел?

- Нашел.

- Теперь нажми. Нажал?

- Нажал.

- Что ж я тебя не слышу, а? Дурья башка! Значит, не на ту нажал!

От растерянности Тибайдуллин дал отбой и на обычном телефоне. Тут же, одновременно, оба телефона зазвонили снова.

- Что ж ты делаешь, а? Что ж ты у меня такой… - Валентин Петрович еле сдержался. - …несмышленый? – он перевел дыхание и медленно, как будто диктуя третьекласснику, продолжал: - На-шел… кно-поч-ку… в верх-нем… ле-вом… уг-лу…

- Ага, - сказал Тибайдуллин.

- Тру-боч-ка на ней на-ри-со-ва-на?

- Нарисована.

- Нажимай.

Тибайдуллин нажал и услышал отдаленный, как с того света, голос Валентина Петровича.

- Але! Але! – кричал голос.

- Але, - сказал Тибайдуллин.

- Ближе! К уху! – кричал Валентин Петрович в обе трубки. – Поднеси к уху! Ну!

- Але, -сказал Тибайдуллин.

- Скажи что-нибудь!

- Что?

- Да что хочешь, господи боже мой!

- Але, - сказал Тибайдуллин.

- Ты издеваешься?! Скажи – буря мглою небо кроет…

- Буря мглою небо кроет, - сказал Тибайдуллин

- Слава те, господи, понял, наконец! Нажимай на ту же кнопку. Значит, ты отрубился. Отрубайся!

Тибайдуллин отрубился.

- Слава те, господи! - закричал Валентин Петрович по обычному телефону. – Ну, держим связь. Пока.

Валентин Петрович названивал Тибайдуллину несколько раз на день – держал связь. Поэтому и э т о т звонок – на следующей неделе где-то около полудня –Тибайдуллин воспринял обыденно. Однако звонил не Валентин Петрович. Сначала донесся молодой, звонкий женский голос, потом… Его Тибайдуллин узнал сразу, хоть по телефону с ним никогда и не говорил, узнал, весь напрягся, вспотел до холодного смертного пота, и сердце остановилось.

- Что ж ты ко мне не заглянул, - сказал Горовой. – Для своих у меня другой процент.

- Мне достаточно, - сказал Тибайдуллин и сглотнул слюну.

- Не понял, - сказал Горовой.

- Мне достаточно, - повторил Тибайдуллин и почувствовал что-то похожее на гордость, словно те двадцать тысяч долларов, которые он положил на счет в Горовой-банк, принадлежали не Валентину Петровичу, а лично ему.

Горовой выдержал долгую паузу, а потом сказал, скорее, ласково:

- Костя, милый, ты хоть понимаешь, что происходит?

- Что? – спросил Тибайдуллин.

- Знаешь, какие у нас с тобой отношения?

- Какие? – спросил Тибайдуллин.

- У нас с тобой первобытные отношения. Ты всегда был особо непонятливый, Костик. Ты всегда был маменькин сынок. Ты даже в армии не служил. У тебя плоскостопие нашли, да? У таких, как ты, всегда плоскостопие. У маменькиных сынков! А я служил, в армии. Мне там голову проломили. А потом в общежитии пять лет подошвы грыз. На тебя, сытенького, посматривал. Так что, Костик, следи за мыслью, теперь я занял

твою пещеру и отнял у тебя женщину. Понял?

- Н-н-э-т! – закричал Тибайдуллин хрипло.

Теперь он мог говорить с Горовым даже не словами и тем более не фразами, а самое большее звукосочетаниями, с интонацией, напоминающей рычание животного.

- Ты даже непонятливее, чем я думал. Тупишь, парень! Между тем, такие отношения всегда были в основе человеческой жизни. И никакая культура, цивилизация и прочие происки ума здесь не при чем. Кто-то у кого-то всегда будет отнимать пещеры и женщин. Понял?

- Н-н-э-т! – закричал Тибайдуллин.

- Может, ты на дуэль меня вызовешь?

- Д-а-а-а! – прохрипел Тибайдуллин.

- На шпагах или пистолетах? – поинтересовался Горовой.

- Д-а-а-а! – кричал Тибайдуллин.