Этот сладкий голос сирены

Вроде бы дела были сделаны – квартиру Цыплакова посмотрела, в отношении Забелиной позиция укрепилась, оставалось еще одно, самое… Она долго тянула время, топталась в прихожей, поддерживала разговор, словом, ждала момент… Где-то в глубине квартиры зазвонил телефон и порядком уставшая от Цыплаковой жена Носика помахала ручкой, сказала «пока» и вышла.

- Ну, я пойду… - потеплевшим голосом сказала Цыплакова и вильнула бедром в сторону Носика. Об острый бок Носика ее бедро чуть не порезалось, но Носик что-то сообразил, ее призыв был подхвачен…

- В четверг, - прошептал Носик поспешно, как будто только этого и ждал. – «Космос.» Номер четыре. В шесть.

Цыплакова возвращалась домой, как под хмельком.

«Ну, паскудник! Ну, сволочь! – думала она о Носике. – Номер! В «Космосе»! Ну, дрянь!»

Если уж честно, для этого она к Носикам и ходила, да, для этого… После черной измены Цыплакова, хоть, вроде, все и наладилось, Цыплакова места себе не находила. Душа ее ныла, томилась и даже как-то усыхала. И мрак, и холод вселенский обступали ее душу, и все удушливей с каждым новым днем и со всех сторон. Не старой она была еще, совсем не старой и довольно привлекательной, но чувствовала себя как бы столетней, не нужной никому, отжившей, отцветшей, преданной. И тут одна давняя, дальняя подруга, совсем дальняя, хорошо, что дальняя, с близкими откровенничать опасно, так вот та, дальняя, сказала – сама измени, тогда отпустит. Но с кем? И Цыплакова вспомнила про Носика, который всегда питал к ней особо плотские чувства и при виде ее не мог удержаться, чтобы не ущипнуть за бок. Такая измена была бы вдвое слаще, потому что Цыплаков Носика терпеть не мог.

- «Космос» - то и дело бормотала Цыплакова. – Ну, дрянь!

В четверг Цыплаков почему-то раньше пришел с работы, как будто чувствовал. И все ходил вокруг Цыплаковой, топтался и заводил разговоры, мешая собираться. «Чутье прям, как у собаки», - думала Цыплакова. Наконец, Цыплаков что-то сообразил:

- Ты это куда?

- К подруге, - отмахнулась Цыплакова.

- К какой?

- Ты ее не знаешь.

- Вроде, всех знаю.

- Значит, не всех.

- Я с ней… в институте работала, - добавила чуть спустя, чтобы смягчить ситуацию.

- А-а… - сказал Цыплаков. – Ну иди.

- Я и иду.

- Иди, - и Цыплаков уныло пошел смотреть телевизор.

И Цыплакова пошла, по дороге заглянула в бар, выпила рюмку ликера, для храбрости.

Носик ее уже ждал. Открыл дверь – суетливый, радостный. Глаза его колко блестели. Номер был так, средней руки, но вполне приличный – с телевизором, холодильником и большой двуспальной кроватью. На столике стояли коньяк, шампанское, лежали коробка конфет и большая связка бананов. Бананы были длинными и напоминали выродившиеся кабачки.

- Это кормовые, - заметила Цыплакова, непринужденно плюхаясь в кресло.

- Не понял, -сказал Носик.

- Есть бананы для людей, а есть для животных. Это для животных.

- Да? – удивился Носик.

- А ты не знал?

Носик посмотрел на банан и почему-то хихикнул. Потом наступила пауза, не напряженная, а самая настоящая пауза, ничем не заполненное пустое временное пространство.

- Ну! – сказала, наконец, Цыплакова и почему-то так грозно, что Носик как-то невольно поежился.

- Выпьем? – предложил Носик.

- Ты выпей, а я не хочу, - отказалась Цыплакова.

Носик налил себе коньяка и выпил.

- Хоть шампанского выпей… - заныл Носик.

- Не ной, - сказала Цыплакова, как строгая учительница.

- Так неинтересно, - сказал Носик.

- Очень даже интересно, - сказала Цыплакова.

Носик налил себе и шампанского, и выпил.

- Теперь раздевайся! – скомандовала Цыплакова.

- Что? – не врубился Носик.

- Раздевайся! Что тут не понятного?

- А ты?

- Я потом…

Носик, путаясь в одежде и даже стесняясь, стал послушно раздеваться. В окно бил неумолимо ясный вечерний свет западной стороны. Цыплакова смотрела на него прямо, безжалостно, не отрываясь. Вот Носик остался в одних трусах – узкий, угловатый. Бледный-бледный, чуть с синевой. Только нос отливал розовым от холода. Разделась и Цыплакова.

- Ну? – опять грозно сказала Цыплакова.

- Слушай, - сказал Носик. – Я так не смогу…

- Это еще почему?

- К-какое-то насилие, - пробормотал Носик.

- Почему бы и нет?! – телообильная Цыплакова в обтягивающем гольфике и колготках лежала на кровати, уперев руку в круто вздымающийся бок и смотрела на Носика холодно, насмешливо, вызывающе. – Может, я насильница?

В глазах Носика мелькнуло отчаяние.

- Т-ты мерзавка… - злобно прошипел Носик и быстро стал одеваться.