Читаем Этторе Фьерамоска, или Турнир в Барлетте полностью

- А новости такие, что мы еле дышим от усталости, четырнадцать часов верхом без глотка воды! Эй, Отрава, бутылочку, да похолоднее, глотка пересохла, хоть огонь высекай! Зато пригнали в Барлетту сорок голов крупного скота и семь сотен мелкого да вдобавок трех пленных, которые, Бог даст, отсыпят, не будь я христианином, немало золотых дукатов, если только хотят увидеть родной дом. Ну, скажу вам, не так-то просто было выбить их из седла и отнять у них мечи... А что же вино? Принесешь, пока жив?.. Отбивались они обеими руками, только молнии сверкали. Особенно один; уж, кажется, лежит на земле, раненая лошадь его подмяла, все ему кричат: "Сдавайся, или тебе конец!" - а он знай рубит своим мечом и, не замахнись он на коня Иниго да не сломайся меч о железную луку седла, пришлось бы прикончить его копьями, а не то он бы от нас улизнул. Ну, в конце концов отдал он Диего Гарсии обломок своего меча.

В это время Отрава принес вино и налил рассказчику, и тот сказал:

- Счастье твое, что ты наконец явился!

- А как зовут этого дьявола? - спросил Боскерино.

- Не помню... Говорят, это какой-то важный французский барон. Вроде бы Крот... Нет... Мотт, да, Ламотт. Да, да, вспомнил, Ламотт. Крупный, видно, зверь, из тех, под кем земля дрожит. Да благо все хорошо кончилось, теперь с божьей помощью можно будет вволю разгуляться.

Затем, заглянув в харчевню, он закричал:

- Ты что ж это, негодный лентяй? Ничего еще не поставил на огонь? Хочешь, верно, чтобы я пощекотал тебе спину копьем?

И он вошел было, чтобы выполнить свою угрозу, но остановился, увидев, что над дубовыми поленьями уже подвешен большой котел, огонь понемногу разгорается и потрескивает, а трактирщик, весь красный, обливаясь потом, позабыв и про голод и про осаду и помня только, что с Паредесом и его товарищами шутки плохи, бегает взад и вперед по всему дому, стараясь навести порядок. В один миг нашел он все, что было нужно, и, освежевав ягненка, бросил часть мяса в котел, а часть нанизал на два длинных вертела, вставленных в развилки над огнем. Дело шло на лад.

- Отлично, - сказал тот, кто заказывал ужни, - повезло тебе, Отрава. Если бы наши явились, когда ты еще не справился со своим делом, узнал бы ты, сколько весит пятерня Диего Гарсии. Ну, теперь я поехал, и вмиг пришлю их всех сюда.

- Эй, Рамадзотто, а сам-то ты разве не вернешься? - спросил один из воинов.

- Как же я могу вернуться? Отряд еще, пожалуй не спешился. Мне надо устроить людей на постой да присмотреть за всем добром, что мы оставили на площади перед замком. Ночью, сами знаете, долго ли до греха? А в нашем отряде найдется немало длинных рук. Фьерамоска, Миале, Бранкалеоне я все наши остались там сторожить; сегодня мы отвечаем за то, чтоб не заварилась каша; в другой раз очередь будет за испанцами. Кому выпало, тот и дежурит.

- Ну, коли так, - заявил Боскерино, - мы отправимся с тобой и поможем. Эй, друзья, кто с нами? Этот парень, право, потрудился побольше нашего, надо его выручить.

Все вышли из харчевни и, беседуя о событиях этого дня, направились туда, где конный отряд Рамадзотто ждал своего начальника. Разглагольствуя и отвечая на расспросы окруживших его друзей, Рамадзотто вел на поводу своего мула, а Боскерино следовал за ним, внимательно слушая; внезапно последний почувствовал, что кто-то дернул его за плащ, и, обернувшись, узнал в темноте одного из приезжих, ужинавших в харчевне.

- Боскерино, - сказал тот вполголоса, заставив его остановиться, в то время как другие продолжали путь, - герцог хочет поговорить с тобой. Не бойся, он тебе зла не желает, можешь быть уверен. Только смотри не наделай глупостей. Идем.

Боскерино бросило в жар от этих слов, и он спросил еле слышным голосом:

- Это вы, дон Микеле?

- Да, я. Молчи и держись молодцом. Боскерино в свое время командовал отрядом в войсках синьора Дж. Паоло Бальони и других итальянских полководцев и в сражениях проявил себя бесстрашным воином; не было человека, который смелее его бросался бы навстречу любой опасности; поэтому, когда по приказу синьора Просперо на помощь Гонсало. отправился батальон из пятисот пехотинцев и сотни конных стрелков, Боскерино вошел в его состав, получал весьма неплохое жалованье и был на отличном счету.

Однако после слов дона Микеле его окончательно покинула твердость духа: у него подкашивались ноги при мысли о том, к кому он идет и пред кем вот-вот предстанет. Если бы ему было дано выбирать, он предпочел бы сразиться с десятью воинами одновременно, нежели идти туда, куда он шел. Перебирая в памяти все недавние происшествия, он догадался, конечно, в чем дело и подумал:

"Ясно, он слышал, как я сказал "герцог". И дернул же меня черт за язык... Но ведь герцог-то был далеко от меня, а я, кажется, голоса не повысил... Куда только он не доберется, будь он неладен. И какого черта он тут делает?"

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее