Этторе Фьерамоска, или Турнир в Барлетте

Ayant apprins que Guy de la Motte en presence de D. Ynigo Lopez de Ayala a dit que les gens d'armes Italiens etoient pauvres gens de guerre; sur quoi, avec vostre bon plaisir, nous respondons qu'il a mescham-ment menti, et mentira toutes fois et quant qu'il dira telle chose. Et pour ce, demandons qu'il vous plaise nous octroyer le champ a toute outrance pour nous et les nostres, centre lui et les siens, a nombre egal, dix contre dix.

Prospero Colonna,

Fabritio Colonna.

Die VIII Aprilis MDIII"*

[Высокий и могущественный герцог Луи д'Арманьяк, Герцог Немурский! Узнав о том, что Ги де Ламотт в присутствии Д. Иниго Лолеса де Айалы сказал, что итальянские воины - жалкие вояки, мы с вашего соизволения, отвечаем, что он подло солгал и солжет всегда и везде, где это скажет. И поэтому просим Вас принять вызов на смертный бой от нас и наших воинов против него и его воинов в равном числе десять против десяти.

Просперо Колонна

Фабрицио Колонна

8 апреля 1503 г]

Закончив читать картель, Фьерамоска бросил его к ногам герцога; Баярд, обнажив меч, поднял острием бумагу.

После этой паузы Этторе хотел продолжать свою речь, как вдруг его взгляд упал на отполированный щит, висевший прямо перед ним и отражавший как в зеркале тех, кто стоял у него за спиной. Он увидел в нем лицо Граяно д'Асти. Этторе вспыхнул, обернулся и увидел в двух шагах от себя мужа Джиневры, который слушал вместе с остальными. Эта встреча, столь внезапная и непредвиденная, лишила его заключительные слова той силы, которую он хотел им придать. Те, кто ничего не знал о Фьерамоске, приписали это обстоятельство причинам, весьма далеким от истины и даже оскорбительным для его чести. Кое-кто из французских воинов улыбнулся, кое-кто шепнул, что не стоит бояться тех, кого даже разговоры о битве повергают в смущение. От юноши не укрылись ни улыбки, ни перешептывания; вся кровь бросилась ему в лицо, но он сдержался, подумав: "В деле будет видно, струсил ли я".

Герцог в своем ответе не поскупился на дерзости, ибо и он по виду итальянца заключил, что тот не отличается большой смелостью.

Через несколько минут переговоры были окончены, и оба посланца, взяв под уздцы своих коней, пошли подкрепиться в соседнюю палатку.

Фьерамоску и, выйдя от герцога, пошел за ним следом. Приблизившись, он приветствовал его с небрежностью человека, который больше ценит в других дары фортуны, нежели добродетели; в те времена, когда муж Джиневры познакомился с Фьерамоской, тот был беден и, по-видимому, не разбогател с тех пор, как они расстались.

- О! - сказал он ему. - Сер Джованни... нет, сер Маттео... А, черт, не могу припомнить... Ладно, это неважно. Итак, значит, кто не умрет, тот свидится снова!

- Вот именно, - отвечал Фьерамоска, несмотря на все свое великодушие огорченный тем, что тот, кого он считал умершим, жив и по-прежнему является законным обладателем женщины, которую Этторе любил больше жизни... Хотя юноша и очень старался, чтобы его "именно" не прозвучало сухо, ему это не удалось, и он замолчал. Но Граяно был не из тех, кто замечает подобные тонкости. Увидев, что разговор прервался, он продолжал:

- Что же мы поделываем? Стоим за Испанию, стало быть?

Этторе показалось, что это обращение во множественном числе слишком отдает надменной снисходительностью, и он ответил:

- Что мы поделываем? Вы - не знаю. Я - служу копейщиком у синьора Просперо.

- Эге! - сказал, смеясь, пьемонтец. - Не забывайте пословицы: "Орсини, Колонна и Франджипани получают сегодня, а платят завтра".

Эта пословица имела в то время хождение среди наемных итальянских солдат; ее породило оскудение казны, которое частенько испытывали вельможи Римской Кампаньи, проявлявшие поэтому больше алчности при расплате с собственными солдатами.

Фьерамоске в эту минуту было не до шуток, и он ничего не ответил, но, чтобы не показаться неучтивым, спросил Граяно, как тот поживает и почему расстался с Валентино.

- О! - отвечал Граяно. - Да потому, что он уж слишком многого хочет и слишком густую кашу заваривает. Умри папа сегодня или завтра - все на него накинутся и потребуют с него и капитал и проценты. Ну, хватит, об этом муже чести лучше не говорить ни худого, ни хорошего. Теперь я пристроился здесь и до того доволен, что не поменялся бы и с самим папой.

Разговаривая, они дошли до палатки, где для итальянцев был приготовлен завтрак. Когда с едой было покончено и со стола убрано, посланцев позвали к герцогу для вручения ответа.

Как и следовало ожидать, ответ был исполнен высокомерия и похвальбы. В нем говорилось, что французы готовы к сражению, но желают чтобы участников поединка было не по десяти, а по тринадцати с каждой стороны: это число считалось несчастливым и было выбрано, чтобы напророчить итальянцам беду.

Посланцам было вручено запечатанное письмо, адресованное Гонсало, и отдельно - список участников поединка, избранных французской стороной.