Этторе Фьерамоска, или Турнир в Барлетте

Затем итальянцы вернулись в палатку, ожидая, пока им приведут лошадей. Тем временем появились бутылки с вином, и они распили их вместе с другими рыцарями, среди которых был Баярд. Баярд попросил Фьерамоску показать ему список. Фьерамоска, хранивший список у себя на груди, вынул его и подал Баярду. Все с любопытством обступили Баярда, и он прочел следующие имена:

Шарль де Торг, Марк де Фринь, Жиро де Форс, Мартеллен де Ламбри, Пьер де Лие, Жак де ла Фонтэн, Элио де Баро, Жан де Ланд, Сасэ де Жасэ, Ги де Ламотт, Жак де Гинь, Нот де ла Фрез, Клод Гражан д'Асти.

- Клаудио Граяно д'Асти! - воскликнул Фьерамоска, глядя на него с изумлением.

- Ну да, Клаудио Граяно д'Асти. - отвечал муж Джиневры. - Уж не кажется ли вам, что он хуже других?

- Но скажите, мессер Клаудио, вам известно, за что будут драться на этом поединке?

- Что я, глухой, что ли? Разумеется, известно.

- Значит, вы знаете, что французы назвали итальянцев трусами и предателями и что именно в этом причина поединка. А теперь скажите мне, из какой вы страны?

- Я из Асти.

- А разве Асти не в Пьемонте? Разве Пьемонт находится во Франции? И вы, итальянский солдат, хотите драться вместе с французами против итальянцев?

Глаза Фьерамоски сверкали. Он употребил бы более сильные выражения, но помнил свой обет, не позволявший ему обнажить оружие.

Граяно, которому побуждения Фьерамоски были бесконечно чужды, не сразу понял, куда ведут все эти вопросы. Только тогда, когда Фьерамоска умолк, он с трудом вник в их смысл. Заключив, что все это глупости, он, не удостаивая Фьерамоску прямым и разумным ответом, обратился к остальным и со смехом сказал:

- Вы только послушайте, вы только послушайте! Можно подумать, что он сегодня впервые взял в руки копье! Да мне осточертели итальянцы, Италия и те, кто ее любит; я служу тому, кто мне платит. Что же вы, прекрасный юноша, не знаете, что ли, что для нас, солдат, где хлеб, там и родина?

- Меня зовут не прекрасный юноша, а Этторе Фьерамоска, - ответил тот, не в силах более сдерживаться, - и я не знаю тех подлостей, о которых вы говорите. И если бы не... - Он невольно схватился за рукоять меча, но тотчас же отдернул руку; лицо его исказилось от горечи, и он продолжал: - Клянусь всевышним, одно только для меня непереносимо - то, что все эти благородные дворяне и вы, мессер Баярд, вы, первый человек в нашем деле, самый благородный и самый достойный, вынуждены слушать, как итальянец поносит свое отечество. А впрочем, кто же не знает, что в каждой стране бывают предатели?

- Сам ты предатель! - загремел пьемонтец.

Оба схватились за мечи, но не успели они вытащить их из ножен, как бросившиеся со всех сторон люди встали между ними, напоминая, что послам нельзя наносить оскорблений. Поднялся страшный шум и крик; но голос Баярда, покрывший все остальные, вновь призвал к порядку и спокойствию. Граяно силой вытащили из палатки.

Фьерамоска, вложив меч в ножны и постучав ладонью по рукоятке, чтобы он лучше вошел, обратился к Баярду со словами извинения за происшедшую ссору.

Баярд положил обе руки ему на плечи и посмотрел на него так пристально, что юноша, слегка покраснев, опустил глаза; потом он поцеловал его в лоб и сказал:

- Benoiste soit la femme qui vous porta*. [Благословенна будь женщина, носившая тебя в своем чреве! (фр.).]

Через час подъемный мост у ворот Барлетты опустился перед возвращавшимися в город Фьерамоской и Бранкалеоне.

ГЛАВА VII

Утро, которое итальянцы провели, готовясь к поединку, не пропало даром и для постояльцев, с вечера занимавших комнаты над кухней в харчевне Солнца. Мы не станем более скрывать от наших читателей их имена, оставшиеся тайной для всех, кроме начальника отряда Боскерино; это были Чезаре Борджа (герцог Валентино) и дон Микеле да Коррелла, один из его кондотьеров.

Если мы сравним этих злодеев с самыми свирепыми и опасными хищниками, вы получите о них только слабое представление. Ведь звери в своих поступках руководствуются инстинктом, а инстинкт имеет определенные границы. Но нет границ злодеяниям развратников, подстрекаемых дьявольским хитроумием, наделенных властью, отвагой (ибо, к несчастью, не все подлецы трусливы) и несметными богатствами.

Сын Александра VI - гроза Италии и бич всех тех, кто обладал золотом, обширными поместьями или красивой женой, - находился сейчас в убогой лачуге, один среди, множества людей, которые охотно заплатили бы жизнью за наслаждение отомстить ему.

Тот, кто не знает, какую уверенность может почерпнуть в самой себе закаленная душа, руководимая холодным, расчетливым рассудком, назовет эту уверенность дерзостью. Но герцог хорошо знал себя и, взвесив все опасности и все выгоды, которые сулило ему пребывание в Барлетте, сообразил, что обстоятельства складываются в его пользу.