Читаем Этторе Фьерамоска, или Турнир в Барлетте полностью

Главный повар, здоровенный, толстый детина, стоял у среднего стола и насаживал дичь на вертел с тем сердитым выражением лица, которое принимают в подобных случаях повара, даже если все идет хорошо. Но у этого была серьезная причина прийти в бешенство: оказалось, что не хватает дров. Не говоря уже о том, что жаркое плохо жарилось из-за того, что нельзя было поддерживать достаточно сильный огонь, тут грозила еще большая опасность обед мог не поспеть к назначенному часу, - и повар боялся, что его нельзя будет подать ни в каком виде. Кто знает, как уязвимо самолюбие поваров, легко представить себе, в каком состоянии духа находился тот, к кому испанец обратился со своим вопросом. В такую минуту он не ответил бы и самому папе римскому; но попробуй-ка не ответить Паредесу!

Он поднял голову и сказал, потрясая вертелом:

- Тут сам черт ввязался со своими рогами, синьор дон Диего, сам черт из преисподней... Негодяй дворецкий оставил меня без топлива. Я послал кое-кого из этих лентяев, чтобы они раздобыли дров, где только смогут, но их только за смертью посылать, - словно сквозь землю провалились.

И он закончил свою речь вздохом, или скорее рычанием, человека, который уже не в силах терпеть.

- Какие там дрова! - закричал Паредес. - Voto a Dios* [Клянусь Богом (исп.).], если ты не поспеешь ко времени... majadero, harto de ajos...* [Дурак, пожиратель чеснока... (исп.)] - И он перебрал весь букет испанских ругательств, осыпая ими повара, который только и смог ответить:

- О, ваша светлость, научите меня, как жарить мясо без огня!

Диего Гарсиа не принадлежал к числу тех силачей, которые гневаются на слабых за то, что те правы. Поэтому, хотя ответ повара сперва и распалил его гнев, он быстро понял, что тот не виноват, я спросил:

- А куда же запропастился этот разбойник дворецкий?

Не ожидая ответа, он повернулся к повару спиной, вышел во двор и загремел:

- Искиердо! Искиердо! Maldito de Dios!* [Богом проклятый! (исп.)] Искиердо успел сбегать в ближайший дровяной сарай и, погрузив с помощью поварят дрова на ослов, подгонял их палкой. Он как раз входил во двор, когда услышал, что его зовут. Тут он принялся колотить ослов с удвоенной силой, чтобы вина за опоздание хотя бы частично пала на бедных животных, - а один Бог знает, в них ли было дело.

Приблизившись к Паредесу, Искиердо начал извиняться, но тот перебил его:

- Живей, быстрей, поменьше разговоров. Тащи дрова вниз, не то я расколю их на твоей башке!

Для того, чтобы попасть со двора на кухню, сперва надо было подняться на три ступеньки, потом через темный коридор выйти в другой дворик, в середине которого находилось углубление, окруженное стенкой; на дне этого углубления была дверь, откуда витая лестница вела вниз, на кухню. Гарсиа топал ногами от нетерпения, видя, каких трудов стоит людям перетаскивать дрова вниз охапками.

Наглядевшись на это и решив, что дело идет слишком медленно, Паредес, охваченный яростью, нагнулся, влез под брюхо первого попавшегося осла, схватил его за передние и задние ноги, поднял как козленка вместе с поклажей, подтащил к краю стены и швырнул вниз так, что осел перевернулся и заболтал в воздухе всеми четырьмя ногами. С той же скоростью он проделал все это и со вторым и с третьим ослом. Тот, кто через несколько минут заглянул бы в это не слишком широкое углубление, увидел бы громадную кучу дров, торчащие оттуда морды, уши и ноги ободранных, избитых и брыкающихся ослов; он увидел бы также перепуганных поварят, метавшихся между ослами, которых надо было освободить, и дровами, которые надо было перебросить в кухню. Страх перед Диего Гарсией охватил даже повара: он вышел из кухни и тоже стал помогать, время от времени задирая голову и с опаской поглядывая вверх, не продолжается ли дождь из ослов, чтобы успеть от него уклониться. В один миг топки были наполнены, и несколько необычайный толчок, который дал всему делу Паредес, оказался столь действенным, что каждый стал работать за троих.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее