Ева

Мы стояли друг напротив друга. Он без страха смотрел мне в глаза. У меня руки тряслись так, что я вполне мог промахнуться с трёх метров. Это приказ, я просто выполняю приказ. Я, как мог, пытался себя успокоить. И парень, этот удивительный парень! Он сказал, что не боится умереть, и что, если мне нужно, я могу выстрелить и не мучить себя. Парадокс, но, если б он молил о пощаде, мне было бы проще спустить курок.

Двадцать лет прошло. А я всё помню, как вчера. Никогда не смогу нормально жить со всем этим.

После продолжительной паузы Михей не спеша глотнул бурбона. Вениамин задумчиво смотрел в одну точку. У прибежавшего на выстрелы Тараса Петровича скривило досадой лицо, он покрутил в руках стакан и спросил:

– Ты видел его, да? Перед тобой только что словно стоял не Вениамин, а тот самый парень? Ты поэтому всю обойму пустил «в молоко»?

Михей безмолвно утвердительно покачал головой. А Петрович продолжил:

– Они используют самые яркие воспоминания, которые глубоким рубцом лежат на наших сердцах. Мы, конечно, незваные гости, но и они не гуманны, если смеют ворошить болезненное прошлое, в попытках манипулировать нами!

– Опять ты за своё, – сердито буркнул капитан. – Просто представь, что лет сто назад, кто-либо прилетел бы на Землю. И начал бы бесцеремонно её «изучать», рубить, бурить, жечь. Едва ли они смогли бы унести ноги восвояси подобру-поздорову. Так что заканчивай со своими требованиями к местным жителям быть гостеприимнее к нам.

– Михей прав, – неожиданно прервал молчание Вениамин. – Мне словно глаза раскрыли. Я будто со стороны увидел, чтό мы творили под моим руководством.

– И друг друга чуть не поубивали, – добавил старик.

– Это в прошлом, на этот раз окончательно. – Вениамин поднялся, налил всем троим виски и, повернувшись лицом к стене, усеянной свежими огнестрельными ранами, продолжил:

– Вы все видели страшные вещи. Шокирующие сознание. Хуже всего для меня то, что все здесь видели давно умерших людей. Ведь там, в этой проклятой чаще, я видел собственную мать, болтающуюся в петле на ветке! С высунутым языком и синими пятнами на теле, покрытую отвратительными язвами. Голос её, шипяще-булькающий, потряс меня, пожалуй, сильнее, чем её вид. Она смотрела на меня, дёргалась в агонии и хрипела: «ЭТО ТЫ ВИНОВАТ!», «ДУШЕГУБ», и всё в таком духе. Я, честно, думал, что прямо там концы отдам от страха. А сейчас, когда это вспоминаю, волосы дыбом встают и дрожь по всему телу.

– Что с Земли говорят? – сказал Петрович.

– Молчат. Не хотят тратить свое драгоценное время на то, чтобы сделать пару звонков. Скоты!

– Так, значит, возвращаемся? – придя в себя, спросил Михей.

– Да, только с сутками, я, пожалуй, погорячился. Вылетаем через неделю на рассвете.

– Вот и ладно! – воскликнул старик, приободрившись от этого решения начальника. – Успеем кое-что доде…