Ева

— Не могу писать в кресле. Удобная мебель мешает работе. Только так вот, на табуретке. И на этих досках. А ты садись туда. Настоящий американский диван, для любителей полежать на облаках. Я читал твои опусы. Пишешь легко, местами забавно. За пару месяцев сложишь тексты в единый сюжет, к осени выйдет книжка.

— Не получится. Люди без еды так долго не живут.

Марк пересел с табуретки в кресло напротив. Спиной к окну. Против света был виден лишь тёмный его силуэт, лицо потерялось. Он заговорил. Получился Голос вокруг меня, без источника звука. Марк описывал светлые дали, что ждут меня с нетерпением.

— Конечно, нужно будет подучиться. Есть отличные семинары в калифорнийском университете, для начинающих романописцев. Стивен Фрей читает, потом познакомлю. Он толково даёт и основы — законы драмы, развитие сюжета, строение конфликта. И детали — вплоть до структуры диалога. Ещё Александр Мита хороший курс написал, отдельной книгой. Для киносценаристов, но полезен всем пишущим. И Выгодский, конечно, «Психология искусства». Для начала. Главное у тебя лёгкая рука, текст маслянистый, читается сам собой. Ну и своя мифология, это важно…

Я слушал вполуха. Мне не давала покоя лёгкость, с которой Юля кружилась по огромной этой квартире. Неожиданно почувствовал, что задыхаюсь от ревности и какого-то дикого отчаяния. В глазах поползли фиолетовые пятна. Захотелось кинуться на благодетеля, врезать с плеча, чтоб очки слетели. Я перебил, довольно резко:

— Марк, скажите, а в каком качестве здесь Юля?

Он замолчал страшно. Против света я не видел его взгляда. Но показалось, глаза у него жёлтые и светятся. Марк резко наклонился и сказал хрипло, будто вдруг сорвал голос:

— Она моя. Ты её не получишь.

Мы смотрели друг на друга. Наша ненависть была мгновенна, взаимна и понятна. Лишь родившись, она сразу выросла, стала огромной, до облаков. Я не боялся драки, даже хотел её. Останавливала лишь нехватка подручных средств. Разбивать пианинные пальцы о тяжёлые его скулы было неправильно. Вот если бы чернильницей. Или табакеркой.

«А ты становишься психопатом», — отметил мой голос в моей же голове не без удовольствия.

— Ты её не получишь! — тихо повторил Марк.

Круги поплыли быстрее, звуки обрели эхо. Мысли вдруг оставили мою голову. Я прыгнул. Меня бы оправдали. Потому что аффект. Наверное. Надменная Евина родня, аж дымящиеся вонью подгузники неходячих психов, стыд бесплодных унижений, холод каменных домов, — всё слилось в кадыке полнеющего писателя. И я должен был его раздавить.

Я похудел за зиму, Ильчин был крупнее и крепче, но ничего не мог сделать. Я видел, как он синеет, и хотел лишь довести до конца хотя бы одно своё начинание. Потом вдруг стало мокро, холодно, за шиворот потекла вода. Юля окатила нас из ведра.

Я отпустил Ильчина, обмяк. Отполз к стене и сидел там на полу, закрыв голову руками. Долго сидел. Слышал, как Юля собирает воду шваброй, плачет, что-то говорит быстрым шёпотом. Как ходит Ильчин. Звенит стеклом, булькает. Разливает яд в бокалы. Кто из нас выживет, тот и жених.

Зимой Юля говорила: «Убейте меня, я вам заплачу». Мне нечем платить, но всё равно, убейте. Сейчас я встану, произнесу «Простите», и уйду. Пойду к психиатру Даце. Скажу: «Отремонтируйте меня». Она угостит меня вкусными барбитуратами. И одним садовником в больнице станет больше.

Ильчин потрогал моё плечо, протянул бокал с виски. Не люблю скотч, но всосал лекарство. Поднялся на ноги. Сказал «Простите», как и собирался. И пошёл прочь.

— Сядь, — сказал Ильчин таким твёрдым тоном, будто не я его душил, а он меня. — Дожили. Собственный персонаж чуть жизни не лишил.

Я сел.

— Хорошо, что я придумал тебя пианистом, а не грузчиком в магазине роялей. А то был бы мне сейчас домик в Лигурии.

Марк растирал на шее следы моих пальцев. Синяки останутся.

— Идиот. Вот напишу, что ты разочаровался в женщинах и женился на трамвае, будешь знать.

Он, конечно, сбрендил. С сумасшедшими нипочём не надо спорить, вот я и молчал. Марк, меж тем, вернулся в кресло. Заговорил, глядя в окно.

— Я тебя придумал. Я придумал весь этот мир. И сам не заметил, как сюда провалился. Хотя нет, конечно заметил. Вот как она пришла. — Марк указал на закрытую дверь. Там ходила Юля. — Так и заметил.

Сижу в кафе, сочиняю биографию одному негодяю, которого потом спалил вместе с «БМВ». Вдруг она входит. Удивился, насколько посетительница похожа на героиню. Решил, что где-то раньше её видел, да позабыл. И вдруг совпало имя. Потом какие-то детали, которых я не мог знать о реальной женщине, только о выдуманной. Следом за ней стали приходить другие персонажи, и всё наяву. Думал что с ума схожу. Ты из всех последним был написан, последним и приехал.

Каждый писатель знает, сюжеты иногда входят в жизнь. Я сочинял Юлю. Старался, чтоб она была такой, симпатичной. С приятными героинями легче работать. Утонул в деталях, писал, писал, да и влюбился. Видимо, тот высший сочинитель, что выдумал когда-то меня самого, поставил условие: если прикипишь к герою, полюбишь его, он явится к тебе.

— О! Так вы и меня полюбили? Польщён.