Ева и ее мужчины

Под утро она сказала, что устала и хочет спать. Подложив под голову подушку и закрыв глаза, она, пытаясь натянуть на себя простыню, изогнулась, явив Вадиму для обозрения волнующую округлость. Сопротивляться было бесполезно, она заснула под скрип кровати, а проснулась от вскрика Вадима, который без сил рухнул рядом и еще долгое время вздрагивал.

— Как ты думаешь, Натали что-нибудь слышала? — спросила она спросонья.

Днем их разбудили настойчивые звонки в дверь.

— Вадим, открывай! — гремел на весь подъезд Рубин. — Открывай, я тебе говорю!

Ева тотчас проснулась.

— Не смей открывать! — Она на цыпочках прошла в ванную. Вышла оттуда одетая и причесанная. — Значит, так, я пошла домой, понятно? Нет, ты ничего не понял. Когда Гриша зайдет к тебе позже и спросит обо мне, ты ему скажешь, что мы с тобой поссорились в аэропорту и я поехала к себе. Все. А теперь давай потихонечку позавтракаем. Ты же не любишь цыплят? Кто смел, тот и съел. — Она с хрустом грызла крылышко цыпленка, каждый раз вздрагивая от непрекращающихся звонков. — Это он от ревности…

Они видели в окно, как Гриша сел в новенький «Опель», и только после этого вышли из квартиры.

— Ты оставайся, не провожай. Тебе на работу, а мне надо домой срочно.

— Ты придешь вечером?

Она старалась не смотреть ему в глаза. Никогда еще она не чувствовала себя так скверно.

— Конечно, конечно.

Коснувшись губами его щеки, она улыбнулась и бегом спустилась с лестницы. Пробежав с чемоданом в руке два квартала, открыла дверь подъезда и быстро поднялась на свой этаж. Трясущимися руками открыла квартиру и сразу заперлась. Чего она боялась? Того, что Гриша может все понять, или того, что об этой ночи каким-то образом станет известно Бернару? Она не может этого допустить. Упрекать себя уже после того, как все произошло, было бессмысленно. Что она натворила! Она должна написать Вадиму письмо.

Раздался звонок в дверь. Она сунула чемодан в кладовку, сняла юбку и блузку и, накинув халат, открыла дверь.

— Во! Ничего не понял. Ты откуда?

— Гришенька! — Она обвила руками его мощную шею. — Как я рада тебя видеть!

— Ну ты даешь, мать! Я же трезвонил всю ночь и все утро. Ты где была?

— В дальней комнате… Снотворного вчера наглоталась, разволновалась…

Никогда в жизни ей еще не приходилось лгать так много.

— Ну что ж, я рад. Рад, что ты здесь. Ты Левку видела? Драницын к тебе не приходил?

А?.. — И тут он хитро улыбнулся. — А может, он здесь уже, а? Признавайся, Евка!

— Я одна.

— Ты только скажи, и будешь не одна… — Он со смехом обнял ее и поцеловал в шею. И так неуклюже он это сделал и так нежно, словно она была сделана из фарфора, что Ева пожалела его.

Бедный Гриша, во всем-то ему везет, только не с женщинами. Они любят его деньги, быть может, даже его веселый и добрый нрав. Но они не видят в нем мужчину.

— Скажи, ты была у своего упрямого, как осел, адвоката?

— Мы с ним поссорились в аэропорту. Это ты сказал ему, что я приеду?

— Я, — вздохнул Гриша. — Я его понимаю.

Больше того, я с ним солидарен. Он еще ничего не знает о Бернаре?

Она прислонилась к стене, чтобы не упасть.

Это невозможно! Вся ее жизнь — как на ладони.

— Проходи, чего стоишь. Гришенька, твоя фамилия, случайно, не Рентген?

— Нет. Я — Рубин и страшно горжусь этой драгоценной фамилией. А у тебя, птичка, все на лице написано. Ты же едва на ногах стоишь.

Ложись, отдыхай, я тебя понимаю… Хочешь, чаю сделаю?

Она легла и закрыла глаза. Неужели Гриша любит ее? Ева стала вспоминать все, что за время их знакомства он сделал для нее. Ведь в самые трудные моменты ее жизни она обращалась только к нему. Это он утешал ее после развода с Анохиным, хотя виновата во всем была она: Коля, муж, приехал к Драницыну на дачу и застал их там в постели. А ведь он знал обо всем или догадывался раньше… И после всего Гриша приехал к нему и убедил его оставить ей квартиру!.. А может, заплатил ему?

Ну конечно, как же она раньше не поняла! Не мог Анохин, даже из любви к ней, сделать такой широкий жест. Он и за границу-то уехал из-за денег, а ведь эта трехкомнатная много стоит. А когда два года назад умерла мама, кто оплатил похороны? Гриша.

Он давал ей деньги, пока она не стала встречаться с Вадимом. Может, он и пьет оттого, что она не обращает на него внимания? А тот американец?.. Господи, вдруг осенило ее. Неужели это сам Рубин купил у нее «Желтые цветы»?

Она вскочила и побежала на кухню.

Гриша уже готовился нести чай. Увидев ее в разлетающемся халате, он боязливо коснулся своими огромными ручищами ее плеч.

— Что с тобой, птичка?

Она только сейчас заметила, какая на нем роскошная льняная рубашка, белая, в серую полоску, какие великолепные черные брюки. Он, похоже, надел все самое лучшее, что у него было, лишь бы понравиться ей.

— Гриша, это ты купил мою картину?

— Не понял. Какую картину? О чем ты?

— «Желтые цветы». Признавайся.

— Нет же.

— Хочешь сказать, что тот щуплый американец?

— Сначала — да.

— Как это — сначала?