Ева и головы

— Встретимся на этой поляне после захода солнца, — хрипло, негромко сказал Эдгар. Он покачивался с носка на пятку и, как будто, целиком проникся речью Мириама.

Мириам подобрался, несколько раз кивнул, оглядываясь так, будто сам слабо представлял, как здесь оказался.

— Есть что-то ещё, что мне нужно знать? К чему готовиться?

— Придётся запомнить некоторые вещи, — печально сказал Эдгар. — Я дам тебе специальный отвар, который погружает в глубокий сон, так что, скорее всего, сквозь пелену видений, которые они вызывают, ты ничего не почувствуешь.

— Совсем ничего?

Губы Мириама снова растянулись в улыбке, и Ева отметила, что на этот раз ему стало немного неуютно.

— Скорее всего. Это сильный отвар, — сказал Эдгар и задумчиво пожевал губами, видимо, вспомнив, с каким недоверием он относился к усыпляющим зельям раньше. Теперь же Ева частенько бродила по полям в поисках дурман-травы и коробочек мака. — Когда очнёшься, нас уже не будет. Будет светать, а может, уже светло, но здесь в такую рань тебя никто не найдёт. Еду мы оставим рядом, в плотном мешке или в ящике, одном из тех, которые вы видите в повозке — чтобы не нашли дикие звери. Но не набрасывайся на неё сразу, потерпи хотя бы до вечера. Постарайся, пока не подживёт рана, поменьше двигаться («буду жить, как король» — тут же заверил их Мириам), и ещё одно — швы придётся снимать самому. Оставим также и воду, а как только она закончится — вон там есть ручей. К тому времени ты сможешь доковылять туда самостоятельно. И ещё — чуть не забыл — разные зелья и мази, которыми нужно будет смазывать рану (их я положу по левую руку) или принимать внутрь (эти — по правую). За этим всё. Захвати с собой фонарь — мне понадобится много света.

Эдгар, кажется, ожидал, что гость ещё о чём-то будет просить, но тот только кивнул, приподнял котелок, как будто ставя точку в диалоге, и растворился в листве. Они остались одни.

— Это всё очень кстати, — сказал Эдгар, потирая руки. Глаза его блестели нездоровым блеском. Ева подумала, что это слёзы, но, подойдя ближе, слёз не увидела.

— Что ты будешь делать? Вшивать нити ему в утробу?

— Вшивать нити… то, что мы называем нитями, маленькая речная ракушка, на самом деле подводные течения, которые несут искорку божьего света к различным берегам, то есть к различным человеческим органам. Достань руку, которую мы вырезали из живота мужчины в том городке… как он назывался? Омой её и приготовь. Я пришью её на то же место, а потом проведу к ней нить. Посмотрим, приживётся ли она.

Ева заволновалась.

— Что, если она будет болеть у него в животе?

Эдгар ничего не сказал, и Ева дёрнула костоправа за рукав:

— Что ты думаешь?

— Что думаю? — переспросил Эдгар. — Сейчас особенно некогда думать. Нужно подготовиться. О господи, я как будто бедный путешественник на плоту, утлом судёнышке, который в шторм снесло в невиданные моря, к неизведанным землям, не описанным ни одним путешественником. И здесь аборигены являются ко мне, предлагая принять их Бога, яростного, могущественного, такого, что он может брать своих последователей за шкирки, как кутят, и таскать их с места на место, унося от всякой опасности, опекая их зримо и ревностно, и будто плюя тем самым в лицо богу-Творцу. И я, соблазнённый такой мощью, смею сомневаться. Я говорю — приходи сюда ночью, и я приму твоего Бога…

Он закрыл лицо руками и сидел так, пока Ева ушла прочь, чтобы дать ему побыть с самим собой наедине.

Сейчас было время, чтобы почистить и привести в порядок Мглу, насладиться запахом конского пота и избавить роскошный хвост от многочисленных репьёв. Потом, весь вечер, девочка исполняла наказы воскресшего к жизни цирюльника. Он отправил её собирать траву, только для того, чтобы Ева смотрела, как великан, подпрыгивая, горбясь, как обезьян, и изрыгая непонятные возгласы, разбросал всё это вокруг повозки, между колёсами. После этого отправил её снова, и по властности жеста Ева поняла, что на этот раз нужно дойти туда, где извергается с края земли небесный океан, и успеть вернуться обратно:

— Найди след древнего животного, македонского слона. Там ты найдёшь по-настоящему близкие к сердцу земли травки, даже если они будут чахлыми и невзрачными — срывай с почтительностью, помня о древних царях и понтификах, которые, ввиду своего положения в тёмных и дремучих веках, более ранних, чем те, в которых живём мы, находятся ближе к Христу. Это великая жертва, и она достойна самых больших регалий. Папоротниковый венец, и диадема из шиповника, и смоковницы! О, Господи, всемогущий Творец и повелитель всея земли, не остави без внимания моё богохульство! Накажи, Господи! Если ты меня оставишь, если небо надо мной опустеет — то будет худшее для меня наказательство!..