– Ты меня ненавидишь? – спросила его женщина однажды.
– Почему?
– Потому что это я во всем виновата.
Он ничего не ответил и только вяло махнул рукой: кто был виноват во всем, что с ними произошло, да и была ли вообще чья-либо вина, его больше не интересовало. Он смотрел на маленькое желтое личико спящего мальчика и точно пытался его запомнить, изучить до мельчайших подробностей.
Светлана Вениаминовна уже не была такой холодной и неприступной с ними, она наведывалась довольно часто просто так – они привыкли и ждали ее, ища утешения и поддержки, хотя ни того, ни другого дать она не могла.
– У вас очень странные анализы. Они все время дают пограничные результаты, а почему и с чем это связано, сказать никто не может. Надо смотреть дальше, наблюдать за динамикой, ждать – ничего другого не остается. Перелить мальчику кровь или эр-массу, что делают при низком гемоглобине, мы не можем, потому что в этом случае смажется вся картина и истинная причина заболевания вообще останется неясной.
Анализы делали неделями. Несколько раз мужчина возил пробирки с кровью в другие больницы и научно-исследовательские институты, холодея при мысли, что где-нибудь в сутолоке его толкнут, пробирка опрокинется или разобьется и у мальчика снова возьмут кровь. Сколько же они ее уже взяли… И иногда ему казалось, что они делают все это не для младенца, а для удовлетворения собственного любопытства, чтобы продемонстрировать студентам случай редкого заболевания или собрать материал для научного исследования.
Постепенно он и сам начал вникать в сложные вещи: процессы кроветворения, биохимический анализ крови, прямой и непрямой билирубин, размеры эритроцитов, число нейтрофилов и тромбопластов. Обо всем этом рассказывала ему Светлана Вениаминовна старательно и связанно, как на экзамене. Слушая ее увлеченные, толковые объяснения, он рассеянно думал, что, должно быть, из нее выйдет хороший врач, но все же видеть интересное в том, что было для него горем, казалось патологией и заключало в себе что-то отталкивающее.
Они мучились от неизвестности, от постоянного ожидания добрых или злых вестей, и это было так тягостно, что иногда хотелось одного: скорей бы им объявили диагноз и закончилась эта пытка.
А потом однажды в сумерках, когда врачи уже ушли, они не ждали никаких известий и поэтому спокойно сидели и пили чай – она на единственном стуле, а он на краешке ванной, – дверь в бокс распахнулась и влетела медсестра:
– Только что позвонили из лаборатории. У вас очень плохая биохимия. Я вызвала врача.
«Вот и все», – подумал он и со страхом посмотрел на спящего мальчика: даже взять его на руки он теперь не решился бы.
Сестра вышла, и они остались в темноте.
– Может быть, заберем его отсюда? – сказала вдруг женщина.
– Как? – не понял мужчина.
– Я им не верю. Они только мучают его. А если что случится, то пусть лучше дома.
Он не успел ничего ответить: вошла Светлана. Она была нарядно одета, с высокой прической на голове, которая совсем не шла к ее некрасивому узкому лицу и придавала ее облику что-то очень провинциальное, но он посмотрел на нее с мольбою, как на фею.
Она не торопясь вымыла руки, распеленала младенца, посмотрела его и недоуменно пожала плечами.
– Что с ним? – выдохнул он.
– Не знаю. На взгляд, никаких изменений не произошло. Когда у вас брали анализ?
– Позавчера.
– Этого не может быть, – сказала она спокойно. – Такой анализ может быть только у ребенка, умершего сутки тому назад.
По спине пробежали мурашки.
– Произошла ошибка. Кровь взяли позавчера, а анализ делали сегодня, за двое суток она просто прокисла.
– О, Господи!
– Ничего, привыкайте, бывает и не такое.
Она посмотрела на них совсем не строго, не как врач и с грустью сказала:
– А я от вас ухожу.
– Куда?
– Еще не знаю. Наверное, в районную поликлинику. Вызовы на дом, прививки, простуды, рецепты. Кончилась моя ординатура.
– Ну что же, – он замялся, не зная, что лучше сказать, – нам будет вас очень не хватать здесь.
– Вас теперь будет вести заведующая отделением. Она очень опытный врач, но я хочу сказать вам одну вещь. Я перерыла за эти дни гору литературы, и мне кажется, что все это время мы слишком глубоко копали. Это такой принцип: сначала ставить все возможные диагнозы, а потом их исключать. – Она посмотрела на женщину: – Поймите меня. Мы ведь тоже переживаем. Знаете, как врачи радуются, когда диагнозы не подтверждаются. Так вот, по-моему, у вашего ребенка просто незрелость костного мозга на фоне недоношенности и затянувшаяся желтушка новорожденных. Со временем это пройдет само собой.
– Вы так говорите, чтобы на прощание успокоить?
– Не только. Конечно, полностью исключать вероятность инфицирования, пока нет всех анализов, я не могу, но думаю, все будет у вас хорошо.