Ева. Книга 2

Меня стала захлестывать злость. От непрошеных советов, от того, что кто-то видит мою слабость, от того, что он говорит так, как будто действительно знает лучше, хотя что он может знать! Не вполне думая об уместности, я выпалила на одном дыхании:

– Когда я буду старая, я наконец-то пойму? Да неправда! Не будет хорошо. Всегда будет жалко. Светлая печаль никогда не станет радостью! – выплеснув гнев, я и сама почувствовала, как это жалко выглядит, жалобно всхлипнула и добавила. – Я говорю сейчас так, как будто мне семнадцать и у меня снова нет мозгов.

– Абсолютно семнадцать. – Он улыбнулся и стал очень красивым. – Светлая печаль – это всегда хорошо. Она возможна только потому, что было что-то хорошее. Иногда хорошее не длится вечно. Но главное, что оно было. Ведь могло и не быть. И это намного страшнее.

Я все равно не понимала:

– То есть, если я обревелась, потому что фильм напомнил мне всю мою никчемную жизнь, исполненную ошибок и потерянных любимых, я не права, и мне надо не подвывать, а радоваться, что любовь вообще была? Это ваш совет, доктор?

– В каждой жизни прячется много жизней. Я бы хотел вернуться к этому разговору через десять лет.

Я рассмеялась, а потом снова зарыдала. Да что ж такое со мной! Провела ладонями по лицу, размазывая слезы. Хуже ребенка. Он, наверное, думает, что я городская сумасшедшая.

– Значит, через десять лет встречаемся в этом кинотеатре?

А ведь когда он улыбается, видно, что еще очень молодой. Интересно, сколько ему? Тридцать?

– Согласен.

– Но я все равно считаю, что это неправильное кино. Она не должна была уходить.

– Должна.

– Он должен был ее удержать.

– Не должен.

– Ты надо мной смеешься!

– Да. Немного. Я тобой любуюсь.

Да уж, наверняка хороша красотка!

– Я просто хотела, чтобы они были счастливы. Пускай в кино, пускай не на самом деле, но чтобы кто-то был счастлив! Понимаешь?

Он вдруг сделался очень серьезным.

– Понимаю. Они будут счастливы. Не вместе, но будут.

– Ты не можешь этого знать наверняка.

– Могу. Обещаю.

Мы вдруг замолчали и замерли. Густой воздух обволакивал нас, не позволял отодвинуться и снова стать вежливыми и чужими. Лицо мужчины было так близко. Я слышала ваниль и соленые лимоны, острый перец, резкость бергамота и теплоту дерева, терпкий мускус и будоражащий, манящий пачули.

Чувство сильнее страсти накрыло меня, сметая барьеры. На мгновение я ощутила, что мне никуда не надо больше бежать, нечего бояться. Бесконечный удар сердца смотрела на совершенно чужого человека и ощущала, что я – дома.

Я поцеловала его.

Вдруг отпустила тормоза и отдалась безумному притяжению, умолявшему меня прикоснуться приоткрытым ртом к этому твердому рту, не думать ни о чем, просто почувствовать его вкус.

«Горькие апельсины. Я же говорил».

Миг – и все прошло, и только сладость на губах не позволяет убедить себя, что ничего не было.

Не было стыда или стеснения, его глаза отражали мои таким же полыхающим желанием. Он взял мое лицо в ладони и вернул мне поцелуй стократно. Жаркое пламя горело в нас, сжигая мысли, сомнения, приличия. Лишь руки, губы, глаза – отвечающие, жаждущие – имели значение. Он поил меня своим дыханием, я знала, что умру, если он перестанет целовать, и он не переставал. Только это было сейчас единственно правильным, мы не хотели этому сопротивляться, да, наверное, и не могли.

– Я хочу тебя.

– И я хочу.

Соприкоснувшись лбами, мы смотрели друг другу в глаза и шептали эти прекрасные, немыслимые вещи. Невидимая рука дотронулась до сердца и сжала в кулаке. А может, это была судьба. Мы поднялись с кресел одновременно, переплетя ладони.

– Пойдем.

На экране продолжали бежать титры.

Глава 13. Книга одиночеств

– Ты хочешь любви, в которой можно раствориться. Ты хочешь страсти, приключений и немножко опасности.[43]

Воздух пах миндалем и любовью.

В сумраке утекающего сквозь пальцы зыбкого дня странное чувство единения стало лишь более плотным и осязаемым. Не нуждаясь в разговорах, мы понимали друг друга. Он снял черный пиджак и набросил мне на плечи, укрывая от свежего ветра и любопытных глаз, мы шли по мощеной мостовой не разжимая рук, склеившись боками, мысли наши были об одном и том же. Пройдя рынок Форвиль, свернули на Rue Meynadier и оказались перед небольшим жилым домом с зелеными ставнями. Я вопрошающе посмотрела на своего спутника.

– Ненавижу отели, – ответил он на безмолвный вопрос. – Всегда стараюсь найти квартиру.