Ева. Книга 2

– Она мне тоже. Сделал уже предложение?

– Но как ты… Нет. Еще нет, но кольцо купил. – он залез во внутренний карман пиджака, достал бархатный футляр.

Изящное и лаконичное украшение, знак бесконечности, усыпанный алмазами, загадочно замерцало в свете луны и навесного фонаря.

– Я хотел сначала как принято, с одним большим камнем. Но увидел это, а потом консультант сказала, что здесь тридцать три бриллианта, точно как Анне исполнится в июле, и я решил, что возьму и на день рождения попрошу ее стать моей женой. Думаешь, неплохо?

В голосе брата явственно звучало беспокойство. Это было непривычно и радостно, видеть Рэна таким.

– Да, – я положила руку на его ладонь, переплела пальцы в жесте поддержки. – Я думаю, что всё очень, очень хорошо. Когда ты покажешь ее родителям?

– Как только вернемся в Штаты.

– Она завоюет их сердца, как и наши.

Он усмехнулся.

– Знаю. Анна, она…необыкновенная, – а потом без перехода добавил. – Прости меня.

– Уже.

– Ева, то, что я наговорил… Про то, что ты не любила Лукаса…

Мне стало очень холодно, и я скрестила руки на груди, плотнее запахнувшись в кардиган.

– Не надо. Давай забудем. Что сказано, то сказано.

– Ты не понимаешь, я так сказал, но имел ввиду совсем не это, а прямо противоположное!

Что-то неприятное болезненно заворочалось в моей груди. Я не хотела знать, что он имеет ввиду. Не хотела, но всё равно спросила:

– О чем ты сейчас? Прямо противоположное… Ты пытаешься меня убедить, что Лукас меня не любил?

– Нет, конечно нет, дело в другом!

– Так объясни мне!

Я уже жалела, что ясная ночь не скрывала наши лица. У Рэна был вид человека, который чертовски жалеет о том, что сболтнул лишнего, но понимает, что назад дороги нет. Однако он все равно попытался.

– Ева. Не принимай всерьез. Я сильно вспылил, ты же знаешь, что мой язык – мой враг. Помнишь, я на похоронах сказал тебе, что знаю, как вы с Лукасом любили друг друга? Я не лгал тогда.

– Но…? Ведь есть но.

Рэн сильно сжал пальцами переносицу, как будто хотел оторвать свой нос, влезший куда не следует. А потом выпалил без пауз.

– Но я никогда не простил Лукаса за то, что он был настолько неосмотрительным и неосторожным, чтобы сделать тебя беременной в восемнадцать лет.

Слова упали между нами камнем и выросли стеной.

– Рэн… Я никогда не думала… Ты никогда не говорил… – ожидая услышать что угодно, но только не это, я терялась и путалась в фразах.

– А что я мог сказать? Так нечестно? Ты не должна была остаться чахнуть в этом маленьком сонном городишке, не должна и точка. Лукас видел весь мир, он был старше и жить в Уэстбруке было его сознательным решением, но твоим-то нет!

Нужно было, чтобы он замолчал. Я хотела закричать, потребовать, чтобы он замолчал, но задыхалась, не могла найти сил выдохнуть короткое «Нет».

– Ты должна была поехать в Нью-Йорк, мама рассказывала, что тебя приняли тогда на литературный. Должна была пожить на кампусе, повстречаться со сверстниками, завести друзей, толпы друзей, попасть в плохую компанию, напиться до полусмерти на какой-нибудь шальной вечеринке, стать старостой курса, выиграть какой-нибудь конкурс, проснуться в чужой квартире в постели с незнакомцем, спустить стипендию на дрянные дизайнерские сапоги, протанцевать уик-энд на опасной закрытой вечеринке в Мексике… Должна была быть юной, бесшабашной, отчаянной! У нас с Рику было это, у Лукаса – тоже, но у тебя… у тебя – нет. То, что происходит с тобой сейчас – да, отчасти это способ справиться с горем, но отчасти – ты просто не прошла этот путь вовремя, задавила себя ответственностью и обязанностями, затушила огонь, но вулкан проснулся и сейчас тебя снова заворачивает на этот круг. Я злился утром не потому, что считаю тебя падшей женщиной и стыжусь, я просто знаю, что это такое – не иметь возможности что-то решать и бросаться в омут, раз за разом падая всё глубже лишь потому, что на секунду кажется, что все в твоих руках…Ты снова плачешь из-за меня. Рику прав, я дурак.

Я и правда заревана и опухла.

– Я не собираюсь и дальше практиковать романы на одну ночь. Не потому, что ты… Просто хочу, чтобы ты знал.

Он сел рядом и взял мои ледяные ладони в свои руки, стал растирать.

– Хорошо. Ты замерзла и дрожишь. Пойдем, я проведу тебя в комнату.

Я поднялась, но не пошла за ним, став лицом к лицу, тщательно выговорила, стараясь не захлебнуться в рыдании:

– Ты не прав.

В глазах Рэна беспокойство, он больше не собирается со мной спорить.

– Я не прав. Что я в этом вообще понимаю. У меня даже девушки постоянной не было до недавнего времени. Не обращай внимания на этот бред. Главное – то, что ты была счастлива, только это имеет значение.

Молнией ударило воспоминание.

«В неярком свете его голубые глаза черны и бездонны. Заглядывая куда-то глубже, чем положено заглядывать посторонним, он произносит вслух то, в чем я не признаюсь даже себе:

– Ева, почему ты несчастна?»