Ева. Крепость

– Ева, постой! Ты куда? – кричала мне вслед Лиля, но я не остановилась. Слезы застилали мне глаза. Эти люди, может быть они действительно счастливы, ведь большинство из них не помнит тех моментов, которые сейчас переживаю я. А я так больше не могу.

Я шла по тоннелю, не останавливаясь, чем больше я отдалялась от Убежища, тем гуще становилась темнота. Очень скоро пришло осознание, что я не вижу куда иду, не вижу даже собственных ног. Фонарик остался у Андрея. Андрей! Как он мог накричать на меня при всех этих людях? Не успела я подумать, как ненавижу этого человека, как услышала его голос.

– Ева! Где ты? Ева! – свет фонаря ударил мне по глазам. Он подбежал и обнял меня. У меня не было сил ничего говорить, хотелось просто рыдать. Я так и сделала. – Прости меня, – прошептал он мне на ухо.

– Не здесь, не сейчас. Просто уведи меня домой.

Почти всю дорогу домой мы шли молча. Во-первых, было немного страшно разговаривать, в лесу слишком сильное эхо. Конечно, вряд ли кто-то, как и мы гуляет в это время и в этом месте, но рисковать не хотелось. А во-вторых, я была слишком расстроена разговором с Лилей и вспышкой Андрея, хотелось тишины и покоя.

В комнату Андрей поднялся со мной, но застыл в дверях.

– Мне уйти? – спросил он.

Я пожала плечами.

– Если хочешь.

– Ты же знаешь, что не хочу.

– Тогда оставайся, – сказала я, но он продолжал стоять у двери. Время приближалось к часу ночи, но спать совершенно не хотелось, хотя и сил обсуждать все произошедшее сегодня тоже не было.

– Ева!

– Что? – он смотрел на меня глазами полными отчаяния.

– Ты говорила серьезно? Ты примешь сыворотку? – он говорил так, будто от моего ответа на этот вопрос зависит его жизнь. Хотя, наверное, в какой-то степени так и есть.

– Да. Думаю, да.

Казалось, что весь мир, который плескался в его глазах, только что рухнул. Он медленно подошел и сел на стул. Я не знала, что сказать, кроме как…

– Еще почти месяц, все может измениться. Но ребенок. Каждый раз, когда он шевелиться внутри меня, когда я чувствую его, меня переполняет такое счастье, которое даже нельзя описать. А потом я вспоминаю, что его заберут, и я буду вынуждена жить без него и если не приму сыворотку, то при взгляде на тебя я буду вспоминать его. И знаешь, чего я боюсь?

– Чего?

– Что возненавижу тебя и Герку за то, что не дали мне забыть, и тогда у меня вообще ничего не останется.

– Понятно. А хочешь знать, чего боюсь я? Жизни, в которой тебя не будет, – с этими словами он встал со стула и ушел, тихо захлопнув за собой дверь. Что же я натворила? Ведь эти двое – мои родные люди, которые остались со мной, отвернувшись от законов, а я их предаю. Аня! Я должна поговорить с ней. Подумав о подруге, я пошла к ней в комнату. Она спала, сладко, мирно, чуть посапывая. Я села у подножья ее кровати и стала вспоминать, как хорошо нам было в школе. Как же я скучаю по нашим с ней разговорам по душам, по нашим шуткам, по ее брани в мою сторону.

– Мне тебя не хватает! – прошептала я и сама не заметила, как уснула, прислонившись к каретке ее кровати.

Утром с вопросом «Что ты здесь делаешь?» меня разбудила Анютка. Действительно, зачем я пришла?

– Чего молчишь? Тебе было плохо? – кажется, не все эмоции подруги заглушили таблетки, в голосе слышатся нотки беспокойства.

– Мне очень плохо! Мне нужна твоя помощь!

– В чем? Вызвать врача?

– Нет, выслушать. Пожалуйста, Аня, я знаю, что ты ничего не хочешь знать и возможно забыла обо всем как страшном сне. Но если я хоть немного тебе дорога, то умоляю, не отворачивайся от меня сейчас. Я запуталась и совершенно не знаю, что делать.

Аня молчала. Все бесполезно. Я кое-как поднялась с пола и направилась к двери. Обернувшись на пороге, мы встретились с ней взглядами.

– Ладно, пойдем на кухню. За завтраком все расскажешь, – тихо сказала она.

И я рассказала все. Как на протяжении пяти месяцев брат с Андреем навещали меня, как я все больше привязываюсь к ним и к своему ребенку, как ходила вчера в Убежище.

– Убежище? И сколько людей о нем знает? – первое, что спросила Аня после того, как я замолчала.

– Не знаю, сотня-две, может. Они говорят, что рады там быть, но ведь это не жизнь? Ночь, сырость, тоннель – неужели так выглядит счастье?

– Я думаю, ты сама понимаешь, что нет. Иначе бы не было столько вопросов.

– Но что мне делать? Ты бы видела вчера Андрея, он думает, что нашел выход. Был так счастлив, пока я не сказала, что приму сыворотку. Я причиняю им боль, знаю, но ведь мне нужно думать и о себе. Почему я не согласилась с тобой и не заставила их обоих отказаться от памяти? Ты была права, я действительно сломала жизнь самым дорогим мне людям.

– Не вини себя. Твое самобичевание ничего не изменит, тем более, парни сами приняли это решение. Да, они сделали это отчасти ради тебя, но и ради себя тоже. Хотели знать, чувствовать, жить ни как все – они это получили, но принуждать тебя идти той же дорогой не должны, не имеют права.

– Но я тоже не хочу их терять, – призналась я.