Ева Луна. Истории Евы Луны

Секс был для нее совсем не главным и не самым привлекательным аспектом существования в женском обличье; гораздо важнее было другое: наряды, духи, ткани, украшения, косметика. Она получала удовольствие, ощущая, как чулки облегают ее ноги, как едва уловимо шуршит нижнее белье, как длинные волосы касаются кожи на плечах. В то время, когда мы с ней встретились, ей так не хватало близкого человека, настоящего спутника и защитника, которому она в обмен на покровительство могла бы дарить всю свою нежность. К сожалению, найти такого человека ей никак не удавалось, и у нее возникло ощущение, что она навеки зависла в этом чистилище двуполости, андрогинности, выделенном специально для гермафродитов. Многие мужчины принимали ее за трансвестита и пытались выстраивать с ней отношения, исходя из этого; она же считала для себя недостойным вводить в заблуждение кого бы то ни было; кроме того, ей нравились настоящие, мужественные мужчины, которые, в свою очередь, не рисковали появляться с нею на людях; они готовы были восхищаться ее красотой, им было интересно общаться с ней, но никто не хотел прослыть среди знакомых педерастом. Впрочем, немало было и таких, кто влюблял в себя Мими и соблазнял ее с одной только целью: выяснить, как она выглядит голая и как с ней можно заниматься сексом; многих возбуждала одна мысль о том, как они лягут в постель с этим очаровательным чудовищем. Когда в жизни Мими появлялся очередной возлюбленный, весь дом переворачивался вверх дном: вся ее жизнь начинала вертеться вокруг нового избранника; из независимой, самостоятельной женщины она превращалась в настоящую рабыню, готовую удовлетворить любую, самую безумную и извращенную прихоть своего повелителя; она была готова на все, лишь бы вымолить прощение за тот неоспоримый факт, что не является настоящей, полноценной самкой. В таких случаях, когда она совсем уж теряла голову и становилась воплощением самоуничижения и смирения, я пыталась защитить ее от ее же собственного безумия: говорила с нею, приводила разные доводы и пыталась открыть ей глаза на опасность и порочность такой односторонней страсти. Ты просто ревнуешь, оставь меня наконец в покое, раздраженно отвечала Мими. Почти все ее избранники представляли собой один и тот же тип мужчины: внешне наглого и уверенного в себе, но внутренне закомплексованного здоровенного бугая деревенского вида; с появлением такого красавца, жаждавшего поиздеваться над намеченной жертвой, в доме нарушалось привычное равновесие, воздух пропитывался чужим запахом, и я впадала в мрачное, сродни депрессии, состояние и начинала подумывать, не переехать ли отсюда куда-нибудь подальше. К счастью, рано или поздно здоровая часть разума Мими одерживала верх над страхом одиночества, она восставала, преодолевала собственную жертвенность и жажду власти очередного мужлана и через некоторое время находила в себе силы выставить его за дверь. Порой эти расставания давались ей очень нелегко: иногда дело доходило до скандалов с рукоприкладством; самые сообразительные из мужчин уходили сами, удовлетворив свое любопытство; несчастную полуженщину это заставляло слечь в постель, – она начинала страдать от всех возможных болезней и от приступов бессильной ярости. Через некоторое время все приходило в норму, и до очередной великой любви мы жили с ней душа в душу, во всем помогая друг другу. Я следила, чтобы она вовремя принимала свои гормоны, снотворные и витамины, она же занялась моим образованием, обучала меня английскому, отправила на курсы вождения, приносила мне книги и собирала на улицах самые разные истории, которые с удовольствием дарила мне в качестве исходного материала для моих сказок. Страдания, пережитые унижения, страх и болезни не могли не оставить в ее душе глубоких незаживающих ран; мир иллюзий и выстроенный ею хрустальный дворец, в котором она когда-то собиралась жить, были разбиты вдребезги о скалы реальной жизни. Она уже не была той наивной девушкой, какой благодаря дару очарования и соблазнительности ей удавалось предстать перед другими; тем не менее никакая боль, никакое насилие не смогли разрушить ее истинную сущность, не смогли измазать ее душу грязью.