Ева Луна. Истории Евы Луны

– Не плачь, – сказала ему Лилия на рассвете. – У меня ничего не болит, мне хорошо.

– Я плачу не о тебе, а о себе: у меня болит все, – улыбнулся Рольф Карле.

В долине, пострадавшей от катаклизма, третий день начался с бледного луча солнца, пробившегося сквозь темные облака. Президент республики прибыл в зону бедствия в полевой униформе и убедился, что произошла катастрофа века. В стране объявили траур, дружественные государства предложили помощь, было введено чрезвычайное положение, вооруженные силы заявили о непримиримости к мародерам и преступникам, которых было приказано расстреливать на месте. Президент сказал, что все трупы извлечь невозможно. И нет возможности подсчитать пропавших без вести, счет которых шел на тысячи. Поэтому вся долина объявлялась большим кладбищем, куда прибудут епископы отслужить мессу по жертвам катастрофы. Глава нации направился в армейские палатки, где ютились спасенные, чтобы произнести слова утешения и подарить им призрачные обещания. Он также посетил полевой госпиталь, чтобы вдохновить врачей и медицинских сестер, валившихся с ног от многочасовой тяжелой работы. Затем он приказал отвести себя к тому месту, где из трясины торчала голова Лилии, ставшей к тому времени знаменитостью, так как ее изображение облетело всю планету. Президент приветствовал ее томным взмахом руки, и через микрофон до нее донесся взволнованный голос с отеческими интонациями. Он говорил, что смелость девочки служит примером всей стране. Рольф Карле прервал речь президента, попросив его срочно доставить насос, и глава нации пообещал лично заняться этим вопросом. Мне удалось увидеть Рольфа: он сидел на корточках возле ямы. В той же самой позе его показали в вечерних новостях. Уставившись в телеэкран, словно гадалка в стеклянный шар, я почувствовала, что с моим другом произошла значительная перемена: ночью исчезли все его защитные силы и он стал восприимчив к боли. Девочка смогла затронуть ту часть его души, куда был закрыт вход ему самому и мне тоже. Рольф хотел утешить Лилию, а получилось так, что это она принесла ему утешение.

Я точно поняла, в какой момент Рольф прекратил сопротивляться и, страдая, стал наблюдать за агонией девочки. Мысленно я была рядом три дня и три ночи, я следила за ними с другого конца жизни. Я слышала, как Лилия сказала Рольфу, что в ее тринадцать лет у нее не было возлюбленного и что жалко уходить из жизни, не познав любви. А он стал уверять, что любит ее всей душой и что никого так сильно не любил – ни маму, ни сестру, ни любую другую женщину, побывавшую в его объятиях, ни меня, свою подругу. Он говорил, что отдал бы все, что угодно, только бы сидеть в трясине вместо нее, что он отдал бы за нее свою жизнь. Я видела, как Рольф наклонился над головой бедной девочки и поцеловал ее в лоб, охваченный каким-то теплым и грустным чувством, которому он не мог отыскать названия. Я чувствовала в тот момент, как они оба отринули отчаяние, очистились от грязи, воспарили над болотом выше стервятников и вертолетов, пронеслись вместе над огромным гниющим болотом и в конце концов смирились со смертью. Рольф Карле молча молился, чтобы Господь послал Лилии скорую смерть, потому что столько страдать невозможно.

К тому времени мне удалось раздобыть насос, и я связалась с одним генералом, изъявившим готовность утром доставить военным вертолетом этот агрегат на место трагедии. Но на закате дня, под безжалостными кварцевыми лампами и объективами сотни камер Лилия, не отрывая взгляда от своего друга, который остался с ней до конца, перестала бороться за жизнь. Рольф взял из ее рук покрышку, закрыл ей веки, прижал ее к груди на несколько минут, а потом отпустил. Лилия медленно пошла ко дну. Цветок в грязи…

Ты вернулся ко мне другим человеком. Я часто хожу с тобой на телестудию, и мы снова смотрим видеозаписи Лилии. Ты внимательно вглядываешься в изображение, хочешь найти что-то упущенное, понять, что еще можно было придумать для ее спасения, что в тот момент тебе не пришло в голову. Или же ты всматриваешься в кадры хроники, как в зеркало, чтобы увидеть себя в нем без одежд, без прикрас. Твои камеры лежат в шкафу, ты ничего не пишешь и не поешь. Ты часами сидишь у окна и смотришь на горы. Я рядом с тобой – жду, пока ты закончишь путешествие внутрь себя и залечишь старые раны. Знаю, что, когда ты преодолеешь свои кошмары, мы возьмемся за руки и снова пойдем вперед.

И в этот момент Шахерезада, увидев первые утренние лучи, скромно умолкла.

«Тысяча и одна ночь»