Ева Луна. Истории Евы Луны

За много миль от места трагедии я на телеэкране наблюдала за Рольфом и за девочкой. Не в силах сидеть дома, я отправилась в студию Национального телевидения, где мы столько раз бывали с Рольфом, пока он работал над выпусками своих программ. Находясь в студии, я чувствовала, что он рядом, и могла собственными глазами видеть все, что произошло за три решающих дня. Я обошла всех влиятельных людей в столице, обращалась к сенаторам, к генералам вооруженных сил, к послу Соединенных Штатов Америки и к президенту нефтедобывающей компании. Я просила их достать насос для откачки селя, но в ответ получала лишь расплывчатые обещания. Я выступила со своей просьбой по радио и на телевидении: а вдруг кто-нибудь поможет? Между телефонными звонками я бегала в центр координации спасательных работ, чтобы не пропустить изображений со спутника, периодически приносивших новую информацию о катаклизме. Пока журналисты отбирали самые зрелищные эпизоды для выпуска новостей, я выискивала те кадры, где была видна Лилия. На телеэкране несчастье выглядело плоско, и было понятно, какое расстояние отделяет меня от Рольфа, и все равно я была рядом с ним. Страдание девочки отзывалось муками во мне, как и в нем. Я тоже чувствовала фрустрацию и бессилие. Не имея возможности поговорить с Рольфом, я решила сконцентрироваться, чтобы поддержать его силой мысли и придать ему мужества. Временами на меня нападала лихорадочная активность, а иногда накатывало сострадание, и я начинала плакать. Валясь с ног от усталости, я словно смотрела в телескоп на свет звезды, погасшей тысячу лет назад.

В первом утреннем выпуске новостей я увидела этот ад, где плавали трупы людей и животных в потоках рек, возникших за одну ночь из растаявших снегов. Из селя торчали верхушки деревьев, выступала церковная колокольня, на которой сидело несколько спасшихся в ожидании спасательной команды. Сотни солдат и волонтеров из гражданской обороны пытались сдвинуть с места обломки зданий в поисках выживших, длинные очереди одетых в лохмотья привидений ожидали своей чашки бульона. Радиостанции сообщали, что их телефонные сети обрушились от звонков: многие семьи были готовы усыновить сирот. Ощущалась нехватка питьевой воды, бензина и продовольствия. Врачи, смирившись с тем, что приходится ампутировать конечности без анестезии, просили хотя бы физраствор, обезболивающие и антибиотики. Но большинство дорог было разрушено, и бюрократия все тормозила. Тем временем зараженная трупным ядом грязь угрожала чумой тем, кто выжил.

Лилия дрожала, опершись на покрышку, которая удерживала ее на поверхности. Неподвижность и постоянное напряжение очень ослабили ее организм, но она оставалась в сознании и пока еще могла внятно говорить, когда ей подносили микрофон. Говорила она робко, словно извиняясь за то, что причиняет такое беспокойство. У Рольфа отросла борода и под глазами пролегли тени; было видно, насколько он устал. Даже на огромном расстоянии я чувствовала глубину его изнеможения: так он не уставал никогда в жизни. Он напрочь забыл о своей камере, не в силах больше смотреть на девочку сквозь линзу объектива. Доходившая до нас картинка была снята не его помощником, а какими-то другими журналистами, которые присвоили образ Лилии, возложив на девочку трагическую ответственность воплощать весь ужас бедствия. С самого рассвета Рольф возобновил попытки сдвинуть обломки, удерживавшие девочку в ее могиле. Но он мог работать лишь руками, не решаясь применять инструменты, чтобы не поранить Лилию. Он дал ей поесть кукурузной каши с бананом, которую разносили солдаты. Но девочку тут же вырвало. Пришел врач и сказал, что у Лилии жар, но мало что можно было для нее сделать, ведь антибиотики разрешалось использовать только при гангренах. Пришел священник, благословил девочку и повесил ей на шею образок Пресвятой Девы. Во второй половине дня зарядил мелкий упрямый дождь.

– Небо плачет, – проговорила Лилия и тоже заплакала.

– Не бойся, – попросил ее Рольф. – Тебе надо беречь силы и сохранять спокойствие. Все будет хорошо, я с тобой и как-нибудь тебя отсюда вытащу.