Ева Луна. Истории Евы Луны

Рольф Карле успел снять единственный в стране полнометражный фильм о партизанах; вскоре после этого герилья потерпела военное поражение, оставшиеся в живых партизаны расстались с революционными иллюзиями и вернулись к мирной жизни; некоторые из них пошли на государственную службу и стали самыми обыкновенными бюрократами, кто-то пробился в депутаты, а кто-то занялся бизнесом. Некоторое время Рольф Карле провел с отрядом команданте Рохелио, передвигаясь вместе с бойцами по горам из одного лагеря в другой в ночное время и отдыхая, когда это удавалось, днем. Их постоянными спутниками были голод, усталость и страх. Жить в горах тяжело, выжить еще труднее. В качестве журналиста ему уже довелось быть свидетелем вооруженных конфликтов, но эта война, состоявшая из засад, неожиданных атак, постоянного ощущения, что за тобой наблюдают, к тебе подкрадываются, из чувства одиночества и безмолвия, показалась ему страшнее других. Общая численность партизан менялась день ото дня; организованы они были в небольшие отряды, которым легче всего было уйти от преследования и раствориться в сельве. Команданте Рохелио оставался то с одной группой, то с другой; он отвечал за весь фронт вооруженного противостояния. Рольф посещал занятия, которые устраивали для обучения новобранцев, сам помогал повстанцам монтировать радиостанции и устраивать медпункты; он научился ползать по-пластунски и терпеть боль; бойцы привыкли к соседству с ним и стали более разговорчивыми. Постепенно он начал понимать, какие идеи и чувства заставляли их идти на такие жертвы. В базовых лагерях герильи была установлена военная дисциплина, но в отличие от подразделений регулярной армии здесь не хватало всего: одежды, снаряжения, лекарств, еды, транспорта, средств связи. Не было даже нормальной крыши над головой. Дожди порой шли неделями, и бойцы не могли развести костер, чтобы обсохнуть. В сезон дождей у Рольфа возникло ощущение, что война идет в каком-то подводном лесу, растущем на морском дне; здесь, в горах, он все время ощущал себя канатоходцем, который идет через пропасть по гнилой веревке; смерть была повсюду.

– Не переживай, не один ты такой, все мы так себя чувствуем, со временем привыкнешь, – мрачно шутил команданте.

Запасы продовольствия в этих затерянных в джунглях лагерях почитались как нечто священное, но время от времени кто-то из бойцов не выдерживал голодного существования и крал из хозяйственной палатки какую-нибудь банку сардин. Наказание, следовавшее за таким проступком, могло показаться со стороны излишне жестоким, но дело было не только в ценности продуктов, но и в необходимости показать новобранцам значение солидарности и взаимопомощи. Иногда кто-нибудь из партизан ломался и, упав на землю, начинал плакать и сквозь слезы звать маму; тогда команданте подходил к бившемуся в истерике бойцу, помогал ему встать, отводил подальше, туда, где никто не мог их видеть и слышать, и о чем-то говорил с ним. Секрет своего дара утешителя команданте никому не раскрывал, но обычно сорвавшийся и, казалось, уже готовый бросить эту войну боец возвращался после таких бесед преображенным и вновь готовым сражаться. Но если кто-нибудь совершал предательство, тот же самый команданте был готов казнить такого человека на глазах у всех.

– Смерть или тяжелое ранение могут настичь тебя в любой момент, если ты живешь здесь, в джунглях, нужно быть готовым ко всему. Если честно, выживают не многие, ну а победу можно вообще считать чудом, – сказал как-то раз команданте Рохелио в разговоре с Рольфом.