Ева Луна

— Да, например, мы с тобой. Менять нужно не внешний мир, а внутренний. Нужно лечить душу народа и каждого в отдельности. Конечно, на это уйдет много лет и даже поколений и у нас с тобой не хватит сил довести дело до конца. Ладно, я вижу, что ты для себя уже все решила, и не хочу бросать тебя в трудную минуту. Давай договоримся: я пойду с тобой в зоопарк и поговорю с твоим возлюбленным идиотом. Неужели он не соображает, что ему нужен не план фабрики, а план тюрьмы Санта-Мария?

В последний раз, когда команданте Рохелио видел мою подругу, ту еще звали Мелесио и он при всех своих странностях еще походил на нормального мужчину и преподавал итальянский в школе иностранных языков. Несмотря на то что Мими постоянно мелькала на телевидении, а ее портреты не сходили со страниц светских журналов, Уберто ее не узнал: он жил в другом измерении, в параллельном мире, где не было места подобным фривольностям. Я часто рассказывала ему о своей подруге, но он явно не ожидал увидеть рядом с обезьянником эту роскошную женщину, одетую во все красное, чья красота мгновенно повергла в прах все его представления о том, как следовало относиться ко всякого рода извращенцам и людям с нестандартной ориентацией. Нет, перед ним стоял отнюдь не какой-то раскрашенный педераст, а настоящая богиня, способная одним взглядом укротить свирепого дракона.

Долго оставаться неузнанной Мими не могла, но мы все же попытались смешаться с толпой и решили пройтись по дорожкам зоопарка, подкармливая голубей кукурузой, — нормальная семья на воскресной прогулке. При первой же попытке команданте Рохелио теоретически обосновать свою вооруженную борьбу Мими остудила его пыл, выдав одну из цветистых нецензурных тирад, специально припасенных для экстренных случаев. Продраться через эту череду ругательств стоило некоторого труда, но, приложив определенные усилия, можно было уловить и суть высказывания: Мими рекомендовала лидеру повстанческого движения заткнуться и держать свои рассуждения при себе, потому что она не столь простодушна и впечатлительна, как я, ее младшая подруга; она согласилась помочь этому отморозку с одной лишь целью: поскорее от него избавиться, и, кроме того, лелеяла тайную надежду, что в ходе операции его все-таки пристрелят и он прямиком отправится в ад, чтобы больше уж никогда не смущать неокрепшие умы и не нарушать общественный порядок. В любом случае она не собиралась терпеть его проповеди, не желала, чтобы ее пичкали идеями кубинской революции, и рекомендовала пламенному революционеру пойти на хрен, потому что и без его революций у нее в жизни хватало проблем и черта лысого ее волнуют этот долбаный марксизм и гребаные бородатые повстанцы, прячущиеся по лесам; ее лично интересует только возможность жить тихо и спокойно, и, по правде говоря, было бы лучше, если б он понял ее с первого раза, потому что дважды объяснять свою позицию всякому кретину она не собирается. Высказавшись в таком духе, она села на бетонную скамью, закинула ногу на ногу и стала рисовать план тюрьмы карандашом для бровей прямо на обложке своей чековой книжки.

* * *

Девять пленных партизан, переведенных из форта Тукан в тюрьму Санта-Мария, содержались в особо охраняемом штрафном изоляторе. В плен они попали уже полгода назад, и с тех пор никому из следователей и их подручных не удалось разговорить этих заключенных и разубедить их в том, что их призвание — вооруженная борьба с режимом, которую нужно продолжать до последнего дыхания. Парламентские слушания по теме содержания политзаключенных сделали их героями первых страниц газет и придали их образам ореол мученичества в глазах студентов университета, которые заклеили весь город плакатами с портретами своих кумиров.

— Упрятать их за решетку, да так, чтобы больше о них никто не вспоминал, — распорядился президент, рассчитывая на короткую людскую память.

— Передайте нашим товарищам, что мы их освободим, — распорядился команданте Рохелио, уверенный в отчаянной храбрости своих бойцов.