Ева (СИ)

Не знаю, сколько я так просидела, пытаясь воплотить свое настроение на бумаге, разбрасывая по подоконнику карандаши Конте, сангину, разнообразные кисти, пасты. Люблю рисовать разными материалами, пробовать и экспериментировать с текстурами, сегодняшний день не исключения, я наверно перепробовали все, что у меня было под рукой, создавая новое волшебство. Отвлёк меня звук открывающейся калитки, бросив испуганный взгляд, увидела, как вошла мама, тщательно переступая по кирпичикам своими длинными и худенькими ножками. Выглядела она безупречно, белоснежный белый брючный костюм, того же цвета шляпа с огромными палями, черные очки на пол лица, и маленькая лаковая черная сумка.

Ну, настоящая женщина из высшего общество, прям сошедшая с фото из журналов об успешных и богатых. За ней семенил мистер Харди, держа у уха телефон, изредка шевеля губами, о да деловой человек, с кучей дел даже на отдыхе. Бросив свое занятие, и небрежно проведя ладонями по футболке, я вышла на встречу, пытаясь как можно шире улыбаться, пусть видят, как их здесь ждут, хотя их приезда я действительно ждала.

— Добро пожаловать! — выкрикнула я, огибая куст с какими — то ягодами. Мама повернула голову в мою сторону и на несколько секунд остановилась, после грациозно сняла свои очки, и я встретилась с взглядом, готовым меня растерзать на части.

— Ева! — ее голос был, подтвердил все мои мысли. — Что на тебе? — я опустила взгляд, и только сейчас поняла, что вид у меня, мягко говоря, ужасен. Растянутые короткие шорты, какие- то тапки, наверняка кого- то из прислуги, и белая старая футболка, которая кричала всем своим видом, что проживает не первый свой год. Ну да, футболка не новая, но она папина, и мне очень нравиться, не страшно испачкать, да и просто мне в ней удобно. Но вот разводы синей краски по бокам это было лишнее, дурацкая привычка с детства, вытирать ладошки о себя. — Волосы? А на лице, это, что грязь? — мама крутила своей рукой вокруг моего лица, словно я прокаженная, и прошу милостыню, а она брезгует и притронуться ко мне.

— Эта краска! — выдавила я, натягивая футболку ниже, все же шорты были довольно старыми. — Я немного заработалась, прости… — мне искренни было жаль, так как для мисс Лайни это имело огромное значение, а я как идиотка порчу ее сказку, к тому же Мистер Харди, выпучив на меня глаза, не моргал наверно уже пятую минуту. Да, дорогой новый папочка, вряд ли ты даже прислугу в таком виде встречал.

— Господи, Ева, ну, сколько можно! — мать обреченно вздохнула — Я же просила, пусть твое хобби не задает твое видение жизни, вот скажи, кто захочет взять такую… — она сморщила нос — Вот такую девушку в жены…

— Спасибо, что беспокоишься за меня! — моя злость начала перекрывать собственную вину. Ну, вот, сколько можно, пытаться переделать меня, сколько можно пытаться навязать свои взгляды? Я взрослая девушка, и достаточно ясно вижу, как хочу построить свою судьбу, уж точно не по чей- то указке — Но я не хочу поднимать этот разговор снова, к тому, же отец…

— Не хочу слышать… — мама подняла ладонь вперед — Сейчас ты идешь к себе, приводишь свой внешний вид в достойный, а после я поговорю с тобой! — ее голос выражал столько холода, что даже айсберг в водах Антарктиды уступал ему. — Я не шучу! Пора обсудить твое будущие!

С этими словами она прошла мимо меня в дом, а я продолжала стоять, понимая, как прекрасное настроение убегает от меня, а на смену ему накрывает мрачная туча злости, раздражения и недоумения.

Три года назад, это была наверно самая жирная точка в наших с мамой отношениях, так как живопись и все, что с ней связанно она терпеть не могла. Еще тогда, в средней школе Ашвилла, штата Северной Каролины мать бредила тем, что бы я стала юристом, ну и понятно, стабильная и нужная работа, а при удачном раскладе и достаточно денежная, так как суды в США не редкость, а иметь личного юриста давно не роскошь. Но моя душа стремилась совершенно в обратном направлении, хотелось делать мир лучше и прекраснее, и выход я нашла в живописи. Все началось, когда мне было пять лет, и отец отвел меня на выставку в местный клуб, там были показаны работы сельских авангардистов, но маленькая Ева Браун так очарована всем великолепием, что на обратном пути домой уговорила отца купить ей краски и альбом. С этого и началась любовь к искусству. Лайни лишь шуточно высмеивала неумелые рисунки, но когда через десять лет я твердо заявила о поступление в школу искусств, меня ждал напряженный и долгий разговор, который закончился разорванными анкетами в колледжи, которые мама подыскивала для меня наверно с моего рождения.

-Ты не благодарная девчонка, — кричала она, судорожно собирая клочки разорванной бумаги

— У тебя есть еще одна дочь! — парировала я, зная, что в Хлои она души не чает — Возможно, она оправдает твои надежды!

— Господи! И эта вся благодарность за все годы, и все силы которые я вложила в воспитания!