Ева (СИ)

В тот момент он окончательно утвердился в своей мысли о том, что Ева не думает больше о Вейдере…

Он не заметил, как ушла Ева. Когда они с Ирис пришли в зал, Ева испарилась, ускользнула, исчезла.

— Ну, и где она? — шипела Ирис сквозь зубы. Её красота не могла остаться незаметной, мужчины начали обращать внимание и раскланиваться с нею, и она была вынуждена им улыбаться.

Пробежав глазами толпу, почувствовав укол недоброго предчувствия, Вайенс увидел Вейдера — тот, скрестив руки на груди, о чем-то разговаривал с сыном, и, кажется, разговор у них был серьёзный и долгий. Люк, доказывая что-то отцу, по-мальчишески горячился, размахивал руками. Можно даже было поспорить, о чём они говорят. Наверное, Люк негодует, что Вейдер отказался от очередного предложения Акбара, или что-то в этом роде.

Присутствие Вейдера, его расслабленная поза — было очевидно, что он никуда не собирается и не торопится, — успокоили Вайенса. Спросив у кого-то о Еве, Вайенс услышал в ответ, что её видели где-то на балконе, откуда был хорошо виден салют.

— Жди меня тут, — велел он Ирис и ринулся на поиски, оставив женщину наедине с тут же окружившими её поклонниками.

К Вейдеру подошла еще и Лея и взяла отца под руку. Накрыв её ладонь своей рукой, Вейдер улыбнулся, и его страшное лицо с жёлтыми глазами приобрело белее человеческий вид.

Он с близнецами двинулся куда-то в сторону.

Вайенс перестал беспокоиться на его счет…

Но и в комнате Евы он не нашел её.

Никто ему не открывал. Прислушавшись к тишине внутри, Вайенс понял, что никого там нет, и сердце его вновь почуяло недоброе.

Когда праздник начал затихать, группы гостей поредели, а Ева так и не появилась, Вайенс, теряя остатки самообладания, бросился в крыло здания, где, располагалась комнаты, отведённые Вейдеру.

Ему указали дверь в апартаменты ситха, и Вайенс, еле переведя дух, одёрнув одежду, приведённую в беспорядок, пока он бегал между гостей, положил руку на ручку двери, и…

Он не постучал.

Он не посмел.

Прислушиваясь к тишине, он склонялся к плотно закрытым дверям, и ему слышались какие-то звуки. Кажется, у Вейдера кто-то был.

Вайенс провёл всю ночь, шагая по галерее.

Он до последнего надеялся, что Вейдер появится один и откроет свою дверь, но с каждым мигом эта надежда таяла. Снова и снова подходя к двери, Вайенс прижимался к ней и, словно животное, принюхивался, стараясь уловить аромат Евы, просочившийся в какую-нибудь микроскопическую щёлку, и из глаз его лились слёзы.

Он уверен был, что Ева там.

Под утро он задремал прямо на лестнице. Точнее, это был не сон, а какой-то коматоз, смешанный из дрёмы, лихорадочного возбуждения, обрывков мыслей и боли.

Звук открываемой двери заставил его встряхнуться, Вайенс в один миг оказался на ногах, и Ева, выходящая из комнаты Вейдера, столкнулась с ним нос к носу.

Кажется, она тоже не спала всю ночь. Её глаза покраснели, и веки чуть припухли.

И ещё — от неё пахло.

Обострившимся обонянием, как зверь, Вайенс учуял, что от Евы исходит тонкий запах интимного свидания, запах возбуждения и сладкого пота, и Орландо изо всех сил сжал зубы, чтобы не разораться в истерике тут же, на лестнице.

— Как ты могла! — выдохнул Вайенс, сжимая кулаки, и лицо его побагровело от стыда, отчаянья, и подступивших к глазам слёз. Кажется, одна капля предательски упала с ресниц, и Вайенс почувствовал, как его лицо дрожит и горит от стыда.

Ева, в утренних сумерках похожая на осенний бессмертник, — красивый, яркий, но совершенно растрепанный цветок, — с нескрываемой издёвкой глянула на Вайенса. Кажется, она позабыла свою бесстрастную ледяную маску на подушке Вейдера, и на Орландо смотрели совершенно бесстыжие, развратные глаза, а на таких строгих обычно губах блуждала довольная улыбка. Кажется, Ева даже покраснела и прикусила губку, вспомнив что-то из прошедшей ночи, но это была краска не смущения, нет. И она совершенно не смущалась от того, что Вайенс застал её у дверей ситха.

Ева кутала плечи в свою меховую накидку, но Вайенс не мог не заметить, что платье на ней порвано, но и это не трогало женщину. Сейчас ему казалось, что его отчаяние и боль, которую она причинила, только забавляют её.

— Я говорила вам об этом, — холодным голосом, так не вяжущимся с довольным видом, произнесла она. — Я говорила, что люблю Дарта Вейдера. И так будет всегда. Вы настаивали на наших отношениях — что ж, пожинайте теперь плоды вашей глупой настойчивости. Или отступитесь — я снова предлагаю вам разорвать наше соглашение.

— Чтобы ты досталась ему?! — взревел Вайенс, замахиваясь.

Но, разумеется, он не посмел ударить, хотя Ева и подставила ему с готовностью щеку. При этом из глаз исчезла мечтательная томность, и они снова стали обычными — яростными и холодными, и улыбающиеся губы, красные от ночных поцелуев, превратились в тонкую узкую белую полоску.

— Что?! Нет?! — злым голосом произнесла она, внимательно рассматривая дрожащее мокрое лицо Вайенса. По его щекам слезы уже прочертили блестящие дорожки — он рыдал, не скрывая своих чувств. — Вот поэтому-то я и пошла к нему.