Ева (СИ)

Он поймал тот миг, когда Император поверил в свою победу и расслабился, отвлекаясь от персоны Вайенса, стоящего перед ним.

Из мешка выкатился бутафорский пузырь, наполненный краской, и лопнул прямо перед Палпатином, окатив красной жидкостью его руки и парадную мантию, и Палпатин поднял изумлённый, всё понимающий взгляд на Вайенса, горящего чудовищной Силой, наливающей его тело.

— Ты обманул меня! — завизжал Император, и его крик слился с чудовищной молнией Силы, толстой плетью хлестнувшей поперек лица.

Дарт Акс, не дрогнув ни единым мускулом, наращивал напряжение, вкладывая в эту молнию всё, что влила в его вены сыворотка Ирис. Крохотный впрыскиватель, брошенный на пол, под ноги, взорвался от попавшей в него маленькой веточки молнии.

Императора рвало на части и обугливало, и он был не в силах даже сопротивляться этой всесметающей мощи направленного на него удара.

Дарт Акс сжимал пальцы, направляя долгожданный скопившийся гнев на старшего ситха, и тот сжимался, словно сухой лист в костре, рассыпаясь чёрными чешуйками, сухо искрящейся золой.

— Да, я обманул тебя, — произнес Дарт Акс тихо, опуская руку, когда всё было кончено, и от Императора Палпатина не осталось ничего, кроме кучки пепла и обуглившейся мебели.

Впрочем, то, что имперский трон обгорел и вонял палёным, Дарта Акса не смутило. Под взглядами насмерть перепуганных моффов, отчасти тоже обожжённых молниями, брызгавшими в разные стороны, он спокойно прошел на место императора и опустился в его кресло.

— Император теперь я, — произнес он абсолютно безжизненным голосом, недобрым взглядом обводя всех собравшихся. — Возвестите об этом моему народу. И велите прибраться тут. Совет окончен.

Моффы повскакивали с мест и кинулись к выходу; кого-то, наконец, вырвало.

А Дарт Акс всё так же неподвижно сидел в обгоревшем кресле Императора, прикрыв глаза, и всматривался в Силу.

"Вот почему она не пошла со мной, — подумал он. — Такого Императора она никогда бы не поддержала. Вот почему".

* * *

— Дарт София, владыка!

— Пусть войдёт.

Перед ней открыли дверь, и она, ступив в апартаменты Дарта Вейдера, услышала тот самый звук каблуков и вздрогнула, осознавая, что видения, напророченные Силой, начинают сбываться.

Дарт Фрес, промелькнувший где-то среди охраны, был зол. На его лице читались досада и стыд. Дарт София чуть склонила лицо, скрывая от него тонкую улыбку. Да, надо было уделить Дарту Аксу чуть больше внимания, дружок. Такого, какое он заслужил. Одним ударом этого паука с четырьмя сердцами не убьешь! Наверное, если бы Дарт Фрес не был лыс, он бы рвал от ярости волосы пучками.

Весть о смерти Императора и о новом Императоре облетела Галактику мгновенно, и Дарт София поняла, что настало время выйти из тени и осмелиться приблизиться к Дарту Вейдеру.

Дарт Вейдер будет вновь атаковать Императора, как бы того ни звали. Но, может, его атаки будут более успешными, если бить придется не так далеко?

Дарт София шагала по флагману Вейдера, и следом за ней тенью шел Фрес.

Его тянуло к ней, как магнитом, но не потому, что она ему нравилась. Чёртов лысый инквизитор — он, кажется, умел черпать Силу из чужой мощи. Он не мог упустить такого шанса — полакомиться изысканной смесью из слияния Палпатина и Вейдера.

Симпатии? Дарт София копнула глубже и нащупала одну пикантную особенность Дарта Фреса: он любил девственниц. Юных, чистых, трогательных и наивных.

Свет любят все… светлые всех привлекают.

А ты попробуй найти того, кто полюбит твою Тьму. Твои недостатки. Твои слабости. Ту личность, что остается, когда летят к чертям тысячи масок.

Кто примет твоих демонов, твоих палачей, маньяков, эгоистов, негодяев и трусов. Пугающее зрелище, правда?

Попробуй найти того, кто без страха посмотрит на твое настоящее лицо, кто прочтет правду в твоём сердце. И останется рядом, несмотря ни на что.

В этой паутине лжи. В полном мраке. Без надежды на то, что однажды вы вместе, вдвоём, вынырнете из чернильных ледяных вод злобы и греха и глотнёте свежего воздуха счастья и покоя.

Он будет видеть твои уловки, сможет нанести удар изнутри, но… никогда не сделает этого. Оставшись навсегда под кожей, растекаясь по венам — не сломает тебя. А научит жить, вкачивая в тебя безмерно любовь, не ожидая ничего взамен. Будет любить не за что-то. А вопреки всему. Станет твоей слабостью и твоей самой невероятной силой одновременно.

Я не стала ни для кого таким человеком и не нашла себе никого, кто бы согласился пасть вместе со мною.

Вся наша беда в том, что мы всегда хотим быть кем-то другим, кем-то иным: порядочнее, честнее, смелее, чище, благороднее… и хотим мы этого слишком поздно, уже вляпавшись в дерьмо по самые уши, тогда, когда оттереться уже невозможно, а стать смелее и честнее равносильно тому, чтобы встать в полный рост на простреливаемом поле. Слишком страшно, да уже и бесполезно. И не в нашей природе.

Вероятно, можно было бы гордо отвергнуть всяческие попытки спасти собственную шкуру и не выкручиваться, не лгать, не ходить на ту встречу с Евой и позволить Вайенсу убить себя, не совершать подлости, но я слишком хотела жить.