Ева, верни ребро!

– Которую косыночка, сумка и вот эта дырочка в мочке взяли и выболтали.

– Вы меня почти заинтересовали.

– «Почти!» Ах, так! – Виктор остановился на перекрестке.– Тогда я скажу вам…

– Скажете, если вас не отправят на переплавку. Осторожнее! – она сделала движение к нему.– Машина!

– Галина, вы спасли мне жизнь! – торжественно произнес Виктор. – И в благодарность за это я открою вам ужасную тайну.

– Вы уже спекулируете на своей тайне,– Галина высвободила свою руку в варежке, которой успел завладеть Виктор, и обошла его.

– Я считаю, что есть, на чем спекулировать, – сказал Виктор, идя впритирку за ней, нога в ногу.

– Не хулиганьте, – она остановилась и обернулась к нему.

– Ой! – он сделал вид, что чуть не упал, и зашатался на месте.

Она молча глядела на него. Он почувствовал, что немного переборщил.

– Кстати, это ваша тайна, а не моя.

– Не томите, – серьезно попросила она, – а то я вдруг умру, так и не дождавшись этой тайны. А может, она спасла бы мне жизнь? Да что мы стоим, пойдемте.

– Пойдемте… Вы любите… Ну, помогите же мне!

– Кого?

– Не кого, а что. Вы любите побаловать…

– Кого? -- улыбнулась она.

– Себя! – сказал он прокурорским голосом.

– Чем? – спросила она настороженно.

– Чувствами, – сказал он серьезно и добавил с подчеркнутым простодушием: – Как мороженым в жаркий день.

– А вы – циник, – сказала она неожиданно холодно и глядя прямо перед собой.

– Я должна позвонить. Вы меня заболтали.

– Медник я… – дурашливо потупился Виктор.

– Опять интригуете.

– Меняю золото на медь…

– Не понимаю.

– Это очень просто: запасы детства и юности – вот наше золото. А жить – это уметь золото разменивать на медь. А то можно и с голодухи помереть.

– Или разориться… Вы уже начали говорить в рифму… Сдача находится не у каждого…

Эта мысль показалась ей интересной и очень близкой.

– Понимаете,– загорелся Виктор, – это все осознается, все это так: жизнь – разменный пункт наших золотых запасов. Но не хочется, понимаете, не хочется испытывать утечку, хочется наоборот, становиться богаче, переливать, что ли, всю эту обыденность, эту медь…

– Ах, вы, алхимик! – ласково взглянула на него Галина. -- Не переживайте. Вот перестанут вас папа с мамой кормить, научитесь. А на самом деле вы, по-моему, филолог?

– Филолух, – дурашливо потупился Виктор.

– По внешности не скажешь,– она остановилась, посмотрела направо, посмотрела налево.

– Куда вам? – спросил он.

– А вам куда?

– Мне с вами, – сказал он серьезно и заглянул ей в глаза.

Она отвела взгляд и промолчала.

– Как вам Новый год без снега? – сделал он обходный маневр.

– Даже нравится. Несколько необычно. Все в таком тумане, такое смутное, необычное. Вообще-то Новый год я встречаю в лесу. В этом году не получится. Жаль…

– Это стало модно – встречать Новый год в лесу.

– Я встречаю его так с детства… Вы ко мне несерьезно относитесь, – неожиданно заявила Галина.

– Нет ничего серьезнее несерьезности…

Пожалуй, он говорил слишком много, радость, наполнявшая его, торопила и укорачивала фразы. Несколько раз они не поняли друг друга. Оказалось, что уже минут пять они говорили о разных вещах и – что самое интересное – мнение их совпадало. Возможно, для того, чтобы никогда не спорить, надо всегда говорить о разных вещах. Тогда у собеседников не будет общей почвы для спора. Непонимание пошло им только на пользу. Они сначала рассмеялись, а потом поговорили о трудностях общения, о том, что самое тяжелое, – у нее это прозвучало с личным оттенком, – когда тебя не понимают. Когда ждали троллейбус, он предложил пройти пешком.

– Пойдем, – сказала она просто.– Устала сегодня… Вообще устала…

Она сказала это таким тоном, как будто уже лет десять они муж и жена. Это ему не понравилось. Он предпочитал пока оставаться в рамках легкого, ни к чему не обязывающего разговора. Виктор не был готов к переходу в иную тональность. Да и у нее эта интонация вырвалась случайно и повисла в воздухе.

– Оказывается, кроме алкашей, есть еще и олкоши. Правда, трудно догадаться, что здесь покупают обычное молоко? – Виктор кивнул на буквы, оставшиеся на вывеске магазина: ОЛ КО. – Молока вам не нужно?

– Странно, вы так спросили, будто у меня маленький ребенок…

– Это вы так услышали.

Он подумал, что у нее действительно может быть ребенок. Но эта мысль его не затронула. Он не мог представить ее, сегодняшнюю, с ребенком. Для этого ей чего-то не хватало. Вероятно, ребенка. Виктор успокоился, бессознательно полагая, что нечто приходит к нам только тогда, когда мы в состоянии его принять. Хотя, скорее, мы вынуждены принимать то, что готово прийти к нам.

– А в этом доме,– кивнула Галина, – живет сестра Марата Казея. Очень интересная женщина. Если у меня будет сын, я назову его Маратом.

– Каждому человеку нужно давать его собственное имя.

– Я все равно назову Маратом,– упрямо повторила она и неожиданно добавила: – Если будет…

И опять его задела ее интимная, какая-то избыточно доверительная интонация. Было в ней что-то, что могло испортить сегодняшний праздник, и он инстинктивно не замечал этих интонаций, пропуская их, замалчивая.