– Эвакуировал бы, – твердо ответила Катька. – У нас вариантов не было. В том-то вся и грусть, ты не находишь? Когда на тебя падает любовь, ты ничего не можешь сделать, раз – и все. А потом она что-то такое с тобой делает, после чего ты уже не можешь с ней жить. Как в ракете. Выводит тебя первая ступень на орбиту, а потом отваливается.
– Очень печально.
– Конечно, печально. Бывают такие дурацкие ракеты – так и продолжают летать с первой ступенью. Но они плохо летают, и вообще это все никуда не годится. Ты из меня сделал то, чем я должна быть с самого начала, но до сих пор у меня не было сил этим стать. А теперь получилось, и мне никто больше не нужен. Один чистый долг.
– Вообще говоря, я догадывался. Когда ты про мальчика…
– А, – усмехнулась Катька. – Это да, это ничего. Я специально тебя перебила. Ты же хотел, чтобы мы сразу приехали в Тарасовку. А я решила заехать в Свиблово. Типа записку почитать. С мальчиком хорошо, правда? Я его навещу обязательно.
– Вместе навестим.
– Вместе не навестим, – сказала Катька. – Игорь, будь милосерден. Нельзя отрываться по частям.
– Очень ты сейчас милосердна, – сказал он, отвернувшись.
– Очень. Вырастешь – поймешь. У меня есть ребенок, ты помнишь?
– Идиот я, что сюда тебя потащил, вот что я помню. Если бы мы не поехали сюда, ты бы и дальше была со мной.
– Не знаю. Скорей всего, не была бы. Я вообще ничего не знаю. Я, может, завтра тебе позвоню, в ноги брошусь и скажу, чтобы ты все простил. Я понятия не имею, выдержу ли все это. Я просто знаю, что рано или поздно этим кончится. Ну, так лучше раньше.
– Слушай, – он помолчал и вдруг улыбнулся. – А хочешь, через год в том кафе? Где утопленники?
– Интересно, – сказала она.
– Это ведь и будет как бы после смерти!
– Ну, – вздохнула она, – разве что после смерти. Живая я туда больше никогда не пойду. Я иногда всерьез думаю, что все из-за нас.
– Ага. Конечно. А как только мы разойдемся и вместе со всеми начнем довольствоваться полужизнью, так все сразу и вернется в колею.
Он продолжал все понимать; о свинство, свинство, милостивые государи! Если бы хоть сейчас он облегчил расставание неверной нотой, не дочитал ее мысль, сказал оскорбительное не то! Но он все понимал и чувствовал ее жалкую, капитулянтскую стратегию – трусливый, бабский отказ от настоящего ради всеобщей негласной конвенции суррогатов.
– По-моему, ты поехала крышей.
– Очень может быть.
– Точно поехала, – убежденно повторил он. – У нас, знаешь, на играх бывало иногда. У новичков. То истерика с человеком, то задвиг начинается. Девушка совершенно серьезно верит, что она фея Бирилюна. У нас даже инструктаж бывает для магистров – что делать, если кто заигрался. Видишь, как тебя повело. Погоди, у тебя завтра пройдет.
– Очень может быть. Я же говорю, никто не застрахован. Но если ты хочешь, чтобы все было наименее травматично, ты либо смени мобильник, либо пошли меня завтра подальше, если я по женской слабости тебе позвоню. Спасибо тебе, сердце души моей. Все было очень вкусно.
– Тьфу, какой пафос попер, – сказал он брезгливо.
– Ну, извини. Я никогда никого больше не буду так любить. Скажи, что я и до смерти его продолжала ждать. Но в моем случае это, видимо, нельзя. Начинаются проблемы.
Ровно при этих словах начались проблемы.
– Ага, – сказала Катька. – Бог троицу любит.
За дачным забором стоял солдатик и целился в них из автомата Калашникова модернизированного, калибр 7,62. Игорь положил винтовку, поднял руки и встал.
– Чего тебе, солдатик? – выговорил он хрипло.
– Автомат не нужен? – спросил солдатик.
– Зачем? – спросила Катька.
– Да это, – смущенно сказал солдатик и шмыгнул носом. – Ну, мы расходимся типа… Знаете, у вас же тут часть стоит… По домам типа… Так мне с оружием как бы не резон…
– Пригодится, – сказал Игорь. – Время такое…
– А как я его понесу? – сказал солдатик. – Первый мент тормознет. Хватит, он мне вообще надоел, автомат этот. Я щас в граждань переоденусь – и к себе, в Тамбов. Маманя там, батяня. Ну, берете? Хороший, чищеный. Я оружие содержал в образцовом порядке, – он хихикнул и опять шмыгнул носом.
– А чего расходитесь-то? – спросила Катька.
– Да ну, бардак. Офицерье разбежалось все, а нам чего подыхать? Слышали, говорят, Москву взорвут. У нас один водила вчера в город ездил, говорит, правительство эвакуировалось уже.
– Звездеж, – сказала Катька. – Мы вчера из Москвы.
– Взяли бы, – просительно сказал солдатик. – Хорошая вещь, кирпичную стену за двести мэ пробивает. За пять штук отдам, серьезно.
– Нет, солдатик, – сказал Игорь. – Ты походи, поспрашивай, тут сейчас желающих полно.
– Ага, – сказал солдатик и побрел дальше.
– Так, – произнес Игорь, помолчав. – Ты уверена, что доберешься до города?
– Куда я денусь.
– Тут люди кругом всякие ходят…
– Им же не я нужна, им дачи нужны. Мой тебе совет, спрячь стрелялку.
– Я подумаю. Давай я все-таки довезу тебя до Москвы, а там сразу уеду к себе.
– Нет! – закричала она, и он отшатнулся. Она никогда на него не кричала. – Так я пойду сейчас лесом к электричке – и успокоюсь. А с тобой еще три часа буду мучиться. Пусти, я пошла.