Эвакуатор

На вокзальной площади под дождем лежали брошенные игрушки – плюшевые лисы, медведи, зайцы. Катьке хотелось выскочить из машины и подбирать этих несчастных, вымокших аляповатых существ, уродливых, плохо сшитых и никому не способных принести радость. Она с детства верила, что у самой плохой игрушки есть какая-никакая душа, и, когда ей не разрешили взять домой плюшевого щенка, обнаруженного на месте снесенного дома, она сделала этому щенку домик из картонной коробки и ходила с ним играть, чтобы ему не было одиноко без хозяев. Катька хотела даже остановить дядю Борю, чтобы он подождал минут пять – она успела бы собрать хоть кого-то, нельзя же, чтобы они тут просто так лежали и мокли, – но перспектива нахватать радиации была ей совершенно не по нутру, да и бабушку было жалко.

– Да-а, – протянул дядя Боря.

– Ну? – спросила Катька. – Ты понял теперь?

– Да-а, – повторил он. – Ну, поехали. Я только заправлюсь.

Он бесплатно заправился на брошенной бесхозной стоянке, и «газель» бешено рванула в сторону Москвы. Они не отъехали и двухсот метров, как автостоянка взорвалась.

– Ты чего, спичку бросил? – спросила Катька, почти не удивившись.

– Не курю я, – виновато сказал дядя Боря. – Само как-то.

– Прямо по пятам за нами, – непонятно сказала Катька.

Бабушка молчала, но, кажется, поняла.

Катька беспрерывно тыкала пальцами в кнопки мобильного. Связи с Москвой не было.

– Я один живу, – рассказывал дядя Боря. – По четным вожу, по нечетным подрабатываю. Бюро ремонта у нас. Мастерские там, машины, швейные, стиральные, обычные, все по мелочи. Я что хошь починить могу, руки, слава богу, из правильного места растут.

– А у меня из неправильного, – сказала Катька. – Я только если чего нарисовать.

– А жена ушла, – сказал дядя Боря. – И вторая ушла. Чего кому дано, с того и спросится. Я чинить могу, а в женской психологии не понимаю чего-то. Я спокойный, а они любят ударенных.

– Это точно, – убежденно сказала Катька.

Даун заснул. Выражение лица у него во сне было взрослое и скорбное, словно, когда отключалось сознание, он шестым чувством понимал свое истинное положение, но, стоило ему проснуться, опять становился озлобленным идиотом.

И всю дорогу, пока они проносились мимо серых лесов, мокрых деревень, наспех сооруженных блокпостов, около которых бессмысленно прохаживались ничего не понимающие, оголодавшие солдатики, Катька слышала вой пространства, тот самый, который впервые стал ей внятен еще по дороге в Тарасовку, в электричке. Пространство выло, смыкаясь за ними, и все, мимо чего они проехали, исчезало: деревни, блокпосты, собаки. Очень много было собак, Катька даже думала взять какую-нибудь. Все они бродили так же бездомно и потерянно, как солдатики вокруг блокпостов. Все ждали подачки, и всем подавали гибель.

Связь появилась только километрах в двухстах от Москвы.

– Сережа! – орала Катька в трубку. – Сережа, иди к Любовь Сергеевне! Скажи ей, что мы уезжаем! Я нашла возможность, есть чартерный рейс, «Офис» возьмет тебя, меня, ее и Подушу! Да, я сейчас в Шереметьеве! Я заеду домой и все объясню, вы без меня не выберетесь!

– Почему ты решила лететь? – орал в ответ Сережа. – Ты что, тоже веришь в это все?

– Я не верю, Сережа, я знаю! Немедленно иди к матери! Ты слышишь? Готовь ее, она же не сможет собраться быстро! Сережа, раз в жизни сделай, как я говорю!

– Я схожу, – соглашался Сережа. – Но не уверен, что она полетит!

– Сережа, и положи мне, пожалуйста, денег на мобильный! Если еще можно! Как Подуша?

– Все хорошо.

– Ест?

– Да! Когда ты будешь?

– Через три-четыре часа!

– Три-четыре – это чего-то ты, девушка, хватила, – сказал дядя Боря. – Мы если через шесть будем, хорошо. И то всяких кружных путей надо будет поискать.

Он вел машину очень спокойно, без малейшего напряжения, как будто заранее был готов к худшему варианту и успел прикинуть все обходные пути. Катька не могла нарадоваться на этого шофера. Пару раз он умудрился поймать по радио «Эхо Москвы», но на нем сменились все голоса и заставки, и оно передавало почему-то главным образом репортажи о панике на дорогах Германии и Франции да о падении курса евро. Насчет Москвы молчали, сообщая только, что по всей стране включилась система «Вихрь-антитеррор» и введен режим террористической опасности, категорически запрещающий выгул собак после двадцати ноль-ноль. Очевидно, со всеми физиками-шпионами уже справились, а может, они свалили, и в распоряжении репрессивных органов остались только псовладельцы.

– Дядя Боря, – осторожно начала Катька, – а вы как насчет свалить отсюда?

– А я что ж, – сказал дядя Боря, – я птица вольная. С женой развелся, дети взрослые. Живу холостяком. Если припрет, что б не улететь? Только куда?

– Это моя забота. Я договориться могу.

Он оглянулся на нее с любопытством.

– Ты-то? Да ты ж пигалица. В тебе мяса никакого нет и внушительности.

– Внушительность в этом деле не главное, дядя Боря. Только учтите, полетим далеко.

– Да у меня денег таких нет.

– Я вас бесплатно устрою. Вы же нас почти бесплатно везете.

– Ничего себе бесплатно. Избаловалась девка в Москве.