Евангелие любви

Он же не глупец. Не настолько обращен в себя, чтобы слепо не замечать, как ведут себя другие. Мелочи, вроде взглядов Моше Чейсена и Элиота Маккензи, а также невероятной осведомленности Люси Греко о его неспособности излагать мысли на бумаге и замечаний Джудит о том, чего она хочет от него добиться, добавляли несколько крупиц к выросшей с гору глыбе. Только он не мог рассмотреть эту гору, потому что она маячила в непроглядной дымке завтрашнего дня. Хотя ничего дурного он не ощущал. Будь же откровенен с собой, Джошуа. Ты вообще не ощущаешь ничего такого, что противоречило бы твоему стремлению помогать людям.

Джошуа не доверял Джудит Кэрриол. Он даже не был уверен, что она ему нравится. Однако с самого начала она служила катализатором, который требовался, чтобы его разжечь. Ужасная сила у него внутри подчинялась этой женщине, словно могучий зверь воле дрессировщика. И как тот покорно плелся, повинуясь чужой воле, так и его направляла Джудит Кэрриол.

Делай то, что от тебя требуется, а завтрашние заботы оставь на завтра. Тебе все равно не проникнуть в грядущее взглядом. Книга – это твой шанс.

Ему так много надо сказать! Но что самое главное? Как все вместить под обложку маленького томика? Нужен тщательный отбор. Нужно говорить проще, но доносить точный смысл сказанного. Важно объяснить читателям, откуда у них такие чувства: уныние, ощущение собственной бесполезности, невостребованности, старости. У Джошуа мелькнула догадка, почему Джудит Кэрриол употребила слова «религиозный» и «мессия». Книга должна быть немного мистической. Именно это она имела в виду.

Если люди приобретают духовную силу, у них появляется основа для создания чего-то более позитивного из той жизни, которой им выпало прожить. Ни намека на бунт, борьбу с доктринами, ностальгию, страх, склонность к разрушению. Им ни к чему подобные страсти при том будущем, которое им грозит: уменьшение запасов питьевой воды, жуткий холод, сокращение суши, враждебный, антиамериканский мир за пределами границ. Он, Джошуа, должен заставить их уверовать в будущее, до которого никто из них не доживет. Дать веру. Надежду. И главное – любовь.

Да! С умной, умелой помощью Люси Греко, которая оформит его мысли в нечто, что люди захотят прочитать, он справится. Сумеет справиться. А что еще имеет значение? Он сам? Нет! Джудит Кэрриол? Нет! Джошуа вдруг понял, что́ ему понравилось в Джудит: способность отойти в сторону. Такая же, как у него.

Когда он переступил порог кухни в компании еще одной женщины ученого вида, мать приросла к месту и, онемев, смотрела на них, не замечая, что с ложки на пол капает соус. Джошуа потянулся поцеловать ее в щеку.

– Мама, познакомься, это миссис Люси Греко. Она останется у нас на несколько недель. Так что будь добра, убери из свободной комнаты нафталиновые шарики и найди для нее грелку.

– Останется?

– Именно так. Она мой редактор. Мне поручили написать книгу для «Аттика пресс» и назначили срок. Люси сама психолог, поэтому лучше других поймет наше сумасшедшее хозяйство. А где остальные?

– Еще не пришли. Узнав, что ты приезжаешь, решили тебя дождаться и не есть в обычное время. – Мать вспомнила о гостье, которая стояла и вежливо улыбалась. – Прошу прощения, миссис Греко. Джошуа, присмотри за кастрюлями, я покажу миссис Греко ее комнату. И не беспокойтесь, дорогая, все, что Джошуа сказал о нафталиновых шариках, – это образец его своеобразного юмора. Там нет никаких шариков и никогда не требовалось, чтобы поддерживать свежесть.

Джошуа послушался и подошел к плите. Наверное, было невежливо не предупредить родных о приезде Люси. Тем более что о своем возвращении он дал им знать. Но иногда им требовалась встряска, и они ее получили, особенно мама. Когда она вскоре появилась и стало ясно, что ей едва ли хватило времени, чтобы соблюсти приличия и показать гостье комнату, он улыбнулся.

– Ванную ты ей, конечно, не показала.

– Взрослая, найдет сама. Что происходит, Джошуа? Ты никогда не проявлял интереса к женщинам, а теперь в течение недели привел в дом двух!

– Джудит моя коллега. Я выполнил для нее кое-какую работу. А миссис Греко именно то, что я тебе сказал, – мой редактор.

– Ты надо мной смеешься?

– Нет, мама.

– Ладно, – произнесла она с нажимом.

– Совсем закрутилась? А знаешь что? – спросил он, отошел от плиты и, улыбаясь ей, взял тряпку.

– Что?

– Ты очень хороший человек. – Джошуа наклонился и вытер с пола соус, опередив мать, пока та, летая туда-сюда по кухне, не поскользнулась. Мать, тут же воспользовавшись этим порывом откровенности, спросила:

– Неужели доктор Кэрриол тебе ни капли не нравится? Она бы тебе превосходно подошла, Джошуа.

– О, мама, раз и навсегда – нет! А теперь, ты разве не хочешь узнать о моей книге?