— Мы обнаружили много странных деталей в этом убийстве. О них прессе неизвестно. Эксперты из лаборатории говорят, что в квартире Кайзера орудовали профессионалы. Вскрыли замок, не оставив ни единого следа. Как будто у них был ключ. Не оставили нигде ни волоска. Ни единого отпечатка пальцев. Но это еще ерунда. Хуже обстоит дело с амулетом, который они положили ему в руку. А еще эти шестьдесят шесть свечей. Белая шелковая простыня. Обнаженный человек. Благовония. Но есть и еще кое-что.
— Что же?
— Кристиана Кайзера обескровили.
Солнечные лучи исчезли за облаками.
— Что вы такое говорите? — Мне показалось, что я ослышался.
— Обескровили! Как это обычно делают с принесенным в жертву животным. Они выкачали из его тела всю кровь — и при этом в квартире убитого мы не нашли ни единой капли крови.
VII
НЕСУЩИЙ СВЕТ
И очень хорошо разбираюсь в запахах. Зрение у меня плохое. Зато нюх как у собаки.
Любой запах может молниеносно отправить меня в детство. Малиновое монпансье… Папин бритвенный лосьон и мамины духи… Тающее во рту мороженое и крем от загара…
Я сидел на пастбище и вдыхал запахи раннего лета и гор. Каждый вдох давал море запахов. Лесная подстилка и болото, вода в ручье, дивный аромат вереска, болотная трава, лиственные деревья, полет пыльцы полевых цветов.
Люди, которые не любят свой нос, называют все это свежим воздухом.
В понедельник в первой половине дня я получил электронное письмо из Киева от хранителя Тараса Королева. К нему приходили двое американских ученых. Во всяком случае, они назвались учеными. Джон Скотт из Стэнфордского университета и Марк де Валуа из Йеля. Они произвели впечатление людей, которым все известно. Что подменили манускрипт. Что я контрабандой вывез оригинал в Норвегию. Королев попробовал все отрицать. Тогда они положили на стол копии моих авиабилетов в Киев и обратно и моего ходатайства декану с просьбой о финансировании исследования. Они стали угрожать хранителю, что сообщат украинским властям, если тот не пойдет им навстречу. У Королева не было выбора. Он подтвердил все. Но ничего не сказал об Исландии.
Я был в растерянности. Американцы? Кто они, эти так называемые ученые? Из того, что у них были копии авиабилетов, я сделал вывод: они не ученые. Ни одна авиакомпания не выдаст копии авиабилетов, если только это не требование властей.
Я тут же позвонил Трайну в Исландию. Там все было в полном порядке.
Я так и не ответил Королеву. Меня не удивило бы, если бы оказалось, что американцы контролируют его переписку. Хотя Хенриксен уверял меня, что и мой мобильный телефон, и мобильная связь по Интернету вполне безопасны — он рассказал что-то такое об аналоговых и цифровых сигналах, которые зашифрованы, — я побоялся, что компьютерные гении могут найти меня через ближайшую базовую станцию. Это невозможно, как сказал Хенриксен. Но я стоял на своем.
Несколько месяцев своей жизни я провел в психиатрической лечебнице. Мне за это не стыдно. Мне там понравилось. Быть вместе с другими психами. Моими друзьями. Любому из нас необходимо иметь про запас гнездо кукушки. Нервы… Никакой драмы. Никаких искаженных представлений о мире, холерических приступов. Есть только склонность к меланхолии и социальному страху и в довесок неуверенность и жалость к себе. Нет ничего такого, чего нельзя было бы нейтрализовать ежедневной дозой антидепрессанта. Я прошел почти через все. Индивидуальную терапию. Групповую терапию. Когнитивную терапию. Гештальттерапию. Психодинамическую кратковременную терапию. Розовые таблетки. Синие таблетки. Горькие таблетки. Когда я в самый первый раз попал в клинику, психиатр захотел, чтобы я рассказал о папе и маме, обо всем, что случилось в то лето. Я тут же закрылся, как морская лилия. Так я провел несколько дней. Меня заставили глотать таблетки. Но помочь мне они не смогли. Когда я пришел в себя, они меня отпустили. Они, конечно, не понимали, что я их дурачил. Я никогда не был болен. Понять это непросто. Я не являюсь сумасшедшим. Но и нормальным тоже. Мои нервы чрезвычайно напряжены.
Я знаю, что в моих словах нет смысла. Пусть так. Тот, кто увидел свой взгляд в зеркале и почувствовал отвращение к себе, поймет, что я пытаюсь сказать. Тому, кто погружался в болото депрессии и ненавидел себя за то, что знал, как мало значит любовь, наверняка знакомы обрывки мыслей, в которых я пытаюсь разобраться.
Электронное письмо, пересланное мне с университетского адреса на Gmail, весьма обеспокоило меня. Некий американский ученый — антрополог культуры Нил Мак-Холл из Массачусетского технологического института — попросил связаться с ним. Нам было бы обоюдно полезно обменяться информацией о манускрипте, утверждал он. Откуда он узнал о манускрипте? Он оставил несколько электронных адресов и телефонных номеров. Письма от Нила Мак-Холла продолжали приходить. Каждый день. Как спам.