Евангелие огня

Братья и сестры, мне напоминают, что вы спрашивали у меня, кто из учеников присутствовал там в тот день. Ответить на этот вопрос не просто. Во-первых, потому что распятие длится дольше, чем один день, это скорее пытка, чем казнь, и к наступлению ночи редко когда испускает дух больше одной ее жертвы. желающих посмотреть, как подвигаются к смерти распятые, приходит все меньше и меньше. Во-вторых, придя к Голгофе, я еще не знал никого из учеников, кроме Иуды и, возможно, пары других — тех, кого видел в Гефсиманском саду при скудном свете. Думаю, я должен был запомнить лицо того, кто отсек мне ухо. Однако лица этого я никогда больше не видел.

Итак, с уверенностью я могу говорить лишь о женщинах. Ибо я уже знал их как жен и дочерей старейшин храма. Шестерых, не то семерых из них, жавшихся друг к дружке в поисках утешения, увидел я там, на Голгофе. Ревека и Ависага, о коих вы знаете из других моих писем, были там, и также родственницы иных старейшин, и среди них дочь самого Каиафы.

Как презирал я их всего неделю назад! Помню, когда они впервые подпали под чары неотесанного пророка из Капернаума, мы с Каиафой побеседовали об их опасной глупости. Мы уподобили тогда Иисуса бешенному псу со слюнявой мордой, который наделяет первую встреченную им женщину своей заразой, а затем она начинает распространяться от женщины к женщине, перескакивая из одной пустой головы в другую. Или, иначе сказать, из одной пустой дыры в другую, сказал Каиафа, и я заревел от смеха, точно осел. Как корчился я от наслаждения — ведь первосвященник храма лично удостоил меня шутки! И насколько громче смеялся бы я, если бы кто-то напророчил мне, что всего неделю спустя и меня не минет та же зараза, что поразила этих женщин! О, сладкая зараза! Да будет она распространяться из уст в уста и из сердца в сердце, покуда не овладеет всем миром!