Не успели они обняться с Ростом и Борисом – князями Ростовскими, как, уже раздвигая толпу и широко раскрыв объятия, шел к ним огромный и вислоусый Перей.
– Андрей, – басил он – Иди сюда Андрей. Наслышан, наслышан о подвигах твоих. Привет тебе от Мунга. Тьфу ты бес, от Германа. Ото всех наших привет! – он загребал своими огромными лапами всех, кто попадался ему на пути, отчего народ шарахался от него в разные стороны.
На шаг отстав от него, двигался за ним Римн в окружении черных как ворон братьев. Андрей заметил про себя, что не очень-то они отличаются от Перуновых воинов, потом сам себе же ответил, а что он хотел, если воспитатель у них Перей – воевода Перунов. Так и лепил, как умел. Только теперь белые рубахи сменили они на черные свитки, а черные плащи на белые. А так, как были сороки черно-белые, так и остались. Андрей шагнул навстречу богатырю. Тот неожиданно разглядел рядом с ватажником, одетых в парадное платье Айно и Ардуину, опешил и опять забасил громоподобно.
– Так ты еще и с девами великими?! Слышали о них, слышали. А хороши-то как! Богини. Ай да Андрей! Сам герой и кудесник, так еще и богини у него в подругах! Иди, обниму. Да нет, дай я их обниму сначала. И бабам почет и мне приятно, – он сгреб поочередно сначала Ардуину, так что та пискнула и пропала в его медвежьих объятьях, а потом Айно. Обнял, поднял в воздух и бережно поставил на землю.
– Задавишь медведь! – захохотал Андрей.
– Ко мне, ко мне. Наплевать на всех князей. Впрочем, все понимаю. Сначала к ним, коли пригласят, – он уже обнимал Андрея и хитро смотрел на правителей земли, – а уж потом ко мне на Нерль.
Подошли князья чинно обнялись, поднесли по чарке. Выпили вместе, Расцеловались троекратно. После чего, так же чинно пригласили погостить на земле ростовской.
Вечером пир в палатах княжеских, в тереме высоком. На утро вдоль бережка ватага сдвинулась к Перею на Нерль, где к удивлению всех на широкой пойме были накрыты столы и жарили на кострах быков, да дичь, и стояли бочонки с медами и отварами. Умел гулять старый князь.
Прямо посреди огромной поляны на слиянии двух рек принимал гостей хозяин. Над ними на высокой круче другого берега поднимались башни и стены братской обители. Но не там сегодня был главный стол. Мудр был и дальновиден Перей-Туча. Знал, он надо показать, что не камень за пазухой у стен Ростова Великого держит дружина его братская, что открыта она для дружбы, как поля эти бескрайние, хоть и живет за стенами высокими. Потому и вынес пир в открытое поле. Накрыл столы щедро, выкатил меды крепкие, настои заветные по особым рецептам деланные. Все столы выставил равными, что для братии, что для дружины, что для бояр и князей. Лишь один стол поставил выше. Для дорогих гостей. Ни в укор никому, ни в почета унижение. Мудр был Перей.
Когда обнесли по первой, по второй. Завел хозяин разговор о дороге, о приключениях и геройствах. Позвал воев своих. Они вышли бравые такие ребята, встали посреди поляны.
– Показать, али как? – лениво спросил седоусый богатырь, а в глазах так и металось, – Скажи «Показать, показать».
– Покажи Перунов волхв покажи, – сказал Андрей.
Огромная глыба, с седой чупрыной свисавшей сбоку, встала из-за стола хлопнула в ладоши. Воины скинули плащи, и сошлись в схватке. Звенела сталь, трещало дерево щитов, гулко ухали кистени и булавы. Но перевеса не было. Перей хлопнул в ладоши еще раз, в битву вошли еще воины. Теперь посреди поляны рубилось человек тридцать, почти вся его черная дружина.
– Постой Перей, – остановил его Андрей, – Так не правильно. В них злости нет, задору. Чего им с побратимами на нашу утеху рубится. Себя показать – брата опозорить. Давай так. Они с одной стороны, а мы, – он секунду подумал, – трое с другой.
– Трое? – обижено надул губы Перей.
– Трое, трое, – заулыбался Андрей, – Не в обиду им, а только в учебу.
– Давай, – раззадорился старый князь, – и пошел к своим.
Андрей вышел на круг, поманил с собой Путяту и Елисея. Все трое обнажились по пояс, взялись за руки и пошли по кругу. Путята затянул Перунову славицу:
Пока трое водили хоровод, исполняя танец поклонения солнцу и громовержцу Перуну, Лукомысл вошел в середину круга выхватил из мешка черного петуха, непонятно откуда взявшегося, резким движением отрубил ему голову кривым кинжалом и собрал в странную покрытую затейливым узором чашу, кровь этого петуха. Затем он обошел троих воинов и нарисовал у них на лице знаки Перуна – две красных огненных стрелы, произнося: