Ради единства гражданам греческих полисов приходилось зачастую прибегать к остракизму, изгоняя из своих рядов тех, кто ставил личные свободы выше общих интересов.
У всего есть цена. Для любой человеческой общности важно доверие друг к другу и, особенно, к органам власти, а для отдельного человека не менее важны его личная свобода и достоинство. Оптимальный баланс между личными и общественными интересами характеризует устойчивую структуру. Если основными движущими силами истории и являются стремление к свободе и жажда признания, то сама история цивилизации – это история общежития, напрямую связанная с взаимным доверием и, как следствие, сплочённостью или разобщённостью человеческих объединений.
Легенда об Икаре наводит на мысль, что и во времена античности стремление к свободе было частью человеческой природы, но воспринималось в строго очерченных рамках, выход за которые равносилен если не физической, то, по крайней мере, духовной смерти.
6. Доверие и деньги.
Привычной формой общежития в течении сотен тысяч лет было относительно небольшое племя, в котором каждому было вполне комфортно из-за чувства взаимного доверия. Такой порядок существовал так долго, что можно сказать, что закрепился на генетическом уровне.
Без чувства доверия и теперь не может существовать ни один социальный институт, никакое объединение людей, будь то семейная пара, коммерческая компания или государство. Без четкого понимания своей роли в коллективе, круга обязанностей и возможностей, без уверенности в том, что все остальные на своих местах тоже исполнят свою часть общего дела – без всего этого невозможно никакое объединение людей.
И если первобытные племена были разросшимися семьями, а сплоченность держалась на родственных связях, то дальнейшее увеличение размера человеческих объединений требовало новых более универсальных форм доверия, отличных от кровного родства.
Как считает Юваль Ной Харари «
все эти сети сотрудничества – города древней Месопотамии, китайская и Римская империи – основаны на «воображаемом порядке». Они существовали за счет социальных норм, то есть не в силу инстинкта либо личного знакомства всех участников, а благодаря вере в одни и те же мифы16».Так ли уж это верно? Разве в нашем мире мало идей и мифов, в которые никто не верит, кроме тех, кто их придумал? Разве другие, чуть более популярные мифы, объединяют всех, кто о них слышал или только небольшую горстку последователей, называемых обычно фанатиками?
До тех пор, пока «фанатики» не смогут убедить максимальное количество людей в правоте своей идеи, она остается для всех лишь странным и диким мифом. Сами по себе мифы не создают социальных норм и «воображаемых порядков». Если для идейных последователей достаточного самой идеи, то для большинства людей этого мало.
Для объединения людей важна не столько сама идея, сколько то, что в неё верят другие. Конечно же, не всякие идеи захватывают умы, а только те, что способны настолько затронуть чувствительные струны человеческой души и человеческих отношений, чтобы вдохновить сподвижников на жертвенное миссионерство.
Тем не менее, объединяющий людей порядок возникает не тогда, когда рождается идея, а когда все вокруг признают её. То, почему человек предпочитает хаосу порядок, думаю, не требует особых пояснений и доказательств. Сам механизм, побуждающий человека поверить в некий порядок, возвращает его в психологически комфортное состояние предсказуемости будущего, понятности происходящего в настоящем и своего места в общности.
Как это не цинично звучит, но для большинства людей само ощущение стабильности, связанное с порядком, важнее идей (или мифов, как считает Харари) создающих этот порядок. Если люди с первобытных времен жили в группах, основанных на кровном родстве, и впоследствии это ощущение общности вросло в пробуждающееся сознание, то по мере отдаления людей друг от друга, всё, что способствует возрождению комфортной «связанности» со своими «соплеменниками» находит позитивный отклик в нашем сознании.
С древности в различных уголках планеты возникали различные верования. В античной Греции были популярны языческие боги, восседающие на Олимпе. Общая вера объединяла, очерчивая круг своих, за пределом которого все чужие, а греческие боги были эдакими суперменами, которым поклонялись совместно и порознь, и деяния которых служили примером.