Евангелие от Джексона

Верховцев пешком возвращался в райотдел и размышлял. Итак, о вероятном отсутствии Страздини мог знать тот, кто принес ей телеграмму. А проверить факт ее отъезда для преступника было пару пустяков. Телеграмму потерпевшей доставил Цульский, но и Петухов, и Лодин могли ее видеть и знать содержание. Цульский, Петухов, Лодин… Да, еще телеграфистки, но их пока отбросим. Цульский, Петухов, Лодин… Один из них может быть причастным к квартирной краже. Как участник или сообщник. Наводчик. Впрочем не только к этой, у Страздини, но и ко всей необычной цепочке в районе одного отделения связи. Вейлеру приносил телеграмму молодой человек. Судя по характеристикам Рудаковой, это — Лодин. Нужно уточнить: кто еще работал в ту смену с Лодиным… Да, а почему, собственно, я зациклился на почте? Только потому, что Эмилия Викторовна утверждает, что никому о своем отъезде не говорила? А если она о чем-то умалчивает? Если уж быть точным, то и бакинский полюбовник тоже знал, что Страздини не будет в Риге. Правда, эта версия вообще уводит в глухие дебри, но игнорировать ее полностью никак нельзя. А записная книжка? Она случайно обронена преступниками или… Или старый прием в расчете увести следствие в сторону? Он уже ломал над ней голову пять часов кряду, но к окончательному выводу о принадлежности пока не пришел, хотя кое-какой просвет, кажется, появился.

В райотделе его ожидала новость. Едва он вошел в кабинет, коллега Рудик Лиепиньш воскликнул:

— Звонил Преображенский из Юрмалы, срочно свяжись с ним. У него для тебя есть что-то интересное.

Путаясь в догадках, Верховцев в смутном предчувствии удачи поднял трубку и с нетерпением набрал нужный номер. После двух гудков послышался знакомый басок Преображенского.

— Валера, привет, Верховцев говорит…

— А, Олег, слушай меня внимательно…

Информация из Юрмалы оказалась настолько ошеломляющей, что Верховцев даже не выслушал ее до конца.

— Все ясно, — бросил он в трубку. — Будь на месте, мчусь к вам на всех парусах!

XVI

Чистосердечное признание облегчает вину, но удлиняет срок.

Евангелие от Джексона 5:11

Дождь так сильно молотил по крыше, что разбудил Купца, напрочь разогнав и без того чуткий, неглубокий сои. Рассвет осторожно, точно хищный зверь на охоте, вползал в окно, наполняя комнату неверным зыбким светом. Купец глянул на часы — было около пяти. Ни Крота, ни Финика до сих пор не было. «Загуляли, сволочи, по бабам ударились, — подумал он. — Не могли недельку потерпеть. Закруглили бы дела, отчалили, ну и балдей себе где-нибудь на югах, хоть до потери пульса. Нет, это, видно, брюхатый все взбаламутил, придется наказать». Он закрыл глаза, попытался вздремнуть еще, но сон уже не шел. Мало того, его начинали одолевать тревожные предчувствия. Он встал и закурил, хотя на голодный желудок этого старался не делать.

Тихий скрип двери вывел его из задумчивости — на пороге стоял Финик. Его жалкий жеваный вид, испуганные, как у затравленного зверька глаза, мелкодрожащие покрытые цыпками руки — все говорило об одном — что-то случилось.

— Гражданин хороший, позвольте узнать, что это вас трясет, как осиновый лист? Вы что, с боями из окружения выходили? — без обиняков спросил Купец, надвигаясь. — И заодно уж потрудитесь доложить, где второй придурок?

Финик непроизвольно сделал шаг назад, дальше была дверь.

— Купец, я не виноват, это все он… я не хотел, он меня заставил… — скороговоркой забубнил Финик.

— Короче, что произошло? — уже не на шутку встревожился Купец. — Говори, Балда…

— Кранты, мы влетели, брали хату и нас…

— Что ты мелешь? Какую хату? Где Крот? — Едва сдержался, чтобы не заорать Купец. Дикая злоба переполняла его, как кипящее молоко кастрюлю.

— Крот, у-у них…

Рука Купца потянулась к горлу Финика.

— Удушу, сука; у-уу…

— Т-ты, Г-гришш-шенька, ты т-только успокойся. Он, того… мертв. Он им ничего не расскажет.

И Финик, запинаясь и сбиваясь, рассказал все, что произошло. Купец слушал, хрустя суставами пальцев и играя желваками на скулах.

— Вещи-то сдали? — спросил он, когда Финик замолчал.

— Да, все в порядке.

— Давай квитанции, — потребовал Купец.

— У Крота они…

Купец, заложив руки за спину, принялся ходить по комнате из угла в угол. Финик, виновато потупив взор, так и переминался у входа с ноги на ногу. Наконец Купец подошел к нему вплотную и процедил:

— Выпустить бы тебе кишки и в море рыбам, на скорм.

— За что, Гриша? — испуганно отпрянул Финик.

— За что, за что… За боевые заслуги, — зло огрызнулся Купец. — Теперь ясно одно. Благодаря тебе, болван, и покойничку, царство ему небесное, нам надо срочно свертывать дела и рвать когти. Завтра вечером, часиков в пять, будешь в Межапарке на лодочной станции. Поможешь мне кое-что спрятать. Ну, а сегодняшний день проведешь на пляже. Ночью где хочешь сиди, хоть на сосне, но сюда больше ни ногой. Понял?

Финик кивнул.

— Сейчас сложи в сумку манатки и адью до завтрашнего вечера. И на этот раз без глупостей, голову снесу. Впрочем, катись так, я сам все соберу и привезу на встречу.