Евангелие от Джексона

Лодин толкнул ее в бок, но было уже поздно — сумку бросили ему на колени и машина не спеша покатила.

«Вот же влип, идиот! — лихорадочно думал Николай. — Это же надо, на какой дешевый финт клюнул, фраерок рижский. И это, когда все позади…»

Он готов был рвать и метать, изойтись жутким криком отчаяния, но вместо этого приходилось сидеть тихо и с огромным усилием сдерживать так и навертывавшиеся на глаза слезы.

«Только не расслабляться, взять себя в руки! Спокойно, спокойно! К чему они могут прицепиться? Машина? Ерунда — посмеются над простофилей, вернут машину владельцу, и все. Сумка? Да, это хана! Черт меня дернул взять ее с собой. — Лодин до боли в пальцах сжал ручку треклятой сумки Купца. — Чтоб она провалилась, если все раскрутят до конца… ужас… что придумать?.. что придумать? Значит так: я — не я и сумка не моя. Где взял — нашел в Риге в подъезде… Не поверят! Ну и хрен с ними, пусть не верят, ничего не докажут, меня на месте преступления никто не видел. Не я крал, не я! А если это не докажут, буду отвечать за то, что нашел и не отдал, а это совсем другая песня… Может, что-то и присудят, конечно, прощай Альбина и красивая жизнь, но… в сумке ведь не все, почти половина схоронена в надежном месте. — Лодин украдкой посмотрел на Альбину — та сидела, испуганно забившись в угол, взгляд ее был пуст и рассеян. — Значит, установка одна — держаться во что бы то ни стало. Держаться! А рассказ Альбины и ее предков о моем сватовстве будет кстати, может, и поверят, что жадность обуяла. Значит, держаться до последнего: я, подъезд, сумка — больше никого и ничего не знаю. Эх, Альбина, неужели все кончено, неужели…»

«Уазик» въехал в какие-то ворота, остановился.

Все.

Приехали…