Евангелие от Фомы

– Хорошо… – так же тихо отвечал Иешуа. Он улыбкой подозвал к себе своего приятеля, веселого Исаака, и, взяв его под руку, отошел с ним в сторонку.

– Слушай, мне говорят, что с вином у вас слабовато… – тихо сказал Иешуа. – Так вот, возьми эти деньги… Ну, ну, ну… – улыбнулся он, заметив, что тот хочет возражать. – Считаться будем потом, а пока слушай меня… Не захочешь же ты поставить своих в неловкое положение перед гостями… Так вот: возьми эти деньги, сейчас же купи вина, какого получше, и налей его незаметно вон в те водоносы, что ли… А там видно будет… Понял?

Исаак теплыми глазами посмотрел на Иешуа и исчез. Иешуа снова сел на почетное место начальника пира. Пили опять и опять за здоровье новобрачных и за всех сродников их, и за председателя пира, и за Иосию-бен-Шеттах, и за других почетных гостей. И Иешуа, шутя и смеясь, поддерживал веселое настроение пирующих и в то же время внимательно следил за тем, как среди родственников жениха нарастало беспокойство. И он осторожно улыбнулся издали Исааку, когда тот незаметно поставил на свои места большие глиняные водоносы и, вытирая пот, благодарно посмотрел поверх пирующих гостей на своего друга.

– Курицу, курицу, Исаак!.. – кричала молодежь. – Наседку!..

И Исаак – он никогда не заставлял просить себя долго – распустил перья и, изображая на лице своем выражение беспокойства, глупой гордости и озабоченности, с квохтаньем пошел среди пирующих, озираясь то направо, то налево за будто бы бегущими за ним цыплятами… Все грохотало…

– Да что же ты?.. – тревожно спросила мать Иешуа.

– Не беспокойся… Все будет сделано… – тихо отвечал он и, смеясь, крикнул Исааку: – Все это очень хорошо, друг мой, но смотри: в чашах у гостей засуха!..

Среди родственников жениха пробежало беспокойство настолько явно, что встревожился даже под своим сияющим балдахином жених.

– Ну-ну, жаться уж нечего! – весело продолжал Иешуа. – Ведь брата женят не каждый день… Ну-ка, давай попробуем того, что в водоносах!..

Недоумевая, бросились к водоносам. Около них уже стоял толстый и добродушный Иосия-бен-Шеттах и с недоверием на лице пробовал еще и еще вино.

– Нет, это не порядки!.. – своим сиплым голосом весело закричал толстяк Иешуа. – Какой же ты начальник пира?! У добрых людей сперва подают хорошее вино, а потом, когда гости подопьют, тогда уж и похуже, а у тебя наоборот… Это вино, брат, с Ливана, а то с гор Моавитских… Сменить начальника пира!.. Мы недовольны!

– Сменить! Сменить!.. – кричали со всех сторон веселые гости.

И со всех сторон на Иешуа сияли розовые от огня улыбки. А родственники через головы пирующих смотрели на него восторженно испуганными глазами: не сами ли они принесли в этих водоносах свежей воды перед пиром?

– Сменить, сменить!.. Никуда не годится!.. – грохотало вокруг. – Ха-ха-ха…

У Иешуа было точно две пары глаз: эти, темные, детски-застенчивые, проникновенно смотрели в пестрые водовороты жизни, а другие, незримые, были всегда обращены в себя, в душу, наблюдая, как тепло и радостно волнуется она при виде пестрых картин жизни. Так было и теперь: перед его телесными глазами горел огнями и кипел весельем пир, а в душе – величайшее чудо жизни – росла и ширилась светлая, волнующая, окрыляющая мысль: когда человек оказывает тебе добро, ты его любишь и ты счастлив, но, когда добро оказываешь ему ты, ты любишь его вдвое и ты счастлив вдвое!.. Тяжелым трудом скопил он немного денег на черный день для себя и семьи, и вот половина их сразу ушла, так, «зря», и он не только нисколько не жалеет об этом, но испытывает светлую, умиляющую радость. Как просты, в сущности, все загадки жизни!.. Маленькое усилие, и радость затопляет тебя… Так в чем же дело? Почему же не ликует земля?.. Ведь чудо преображения ее – вот!

И на глазах его проступили слезы…

И вдруг вся застолица дружно загрохотала: Исаак изображал осла и его погонщика вместе. Погонщик в бешенстве осыпал ударами палки хребет жестоковыйного животного, а потом, в то же мгновение, появлялся осел, который, упершись всеми четырьмя ногами в землю и вздрагивая от каждого удара, все-таки никак, ни за что не хотел тронуться с места…

– Нет, нет, вы на рожу-то его посмотрите!.. – кричали со всех сторон. – Ну, чистый вот старый осел нашего мельника! Ха-ха-ха…

И черно-бархатный, весь вышитый алмазами балдахин ночи торжественно сиял над веселой, в огнях, землей, и не умолкали веселье, хохот, музыка до тех пор, пока смущенную, не смеющую и глаз поднять невесту не повели наконец в «брачный чертог». И дружки жениха среди уже догорающих огней проводили его к ней и оставили на пороге. Тот молча и долго жал руку своего друга, Иешуа, и горячие глаза его говорили без слов, что чудо с вином он понял и не забудет…

А он, Иешуа, взволнованный до дна души, вдруг решил, наконец, идти в мир с «доброй вестью», которая неопалимой купиной разгоралась в его сердце все более и более…

IX