Углы первого этажа были утыканы миниатюрными камерами, как и покосившийся навес. Старая дверь в подъезд, давно нуждалась в замене. Массивная пружина, противно выла, как кот, в период весеннего обострения, когда кто-то тянул дверь на себя, прилагая нечеловеческие усилия. Замок, с вечно поломанным язычком, не выполнял своих функций. Домофон, ломался любопытными мальчишками, и вечно закопченный от зажигалок и спичек, в конечном счёте, был выброшен на помойку.
Человек, живущий на втором этаже, прекрасно видел у себя на мониторах всю ситуацию, как на первом этаже, так и на улице. На против дома располагалась небольшая стоянка, забегаловка, в народе «рыгаловка», с палёной водкой, контрабандными сигаретами, пирожками с непонятной начинкой. Новенький «Порше» белого цвета, сверкая краской и лаком, радовал взгляд хозяина, стоя особняком под навесом, сурово взирая навороченной оптикой на старенькие «Тойоты», «Ауди», «Мазды», и прочие «евробляхи», наводнившие Киев, и всю Украину.
Дом ещё в девяностые года выкупили, и всякие косые взгляды, нуворишей и прочих богатеньких маменькиных сынков в городской администрации Киева, в сторону хорошего места для паркинга, или бизнес центра, пресекались на корню. Владельцем дома являлся рядовой пенсионер, Стариков Григорий Олегович. Среди своих, просто дядя Гриша. Никто не знал, откуда у бывшего работника трамвайного депо, живущего на минимальную пенсию, деньги на покупку такого здания. Скромный и тихий дядя Гриша десять лет назад похоронил жену. Она умерла от рака горла. Сын, программист, работал в Европе и редко звонил отцу. Именно благодаря сыну, дядя Гриша увлёкся компьютерами и стал настоящим асом своего дела. Он мог запросто навредить любому банку, обходя систему защиты, запуская вездесущего червя. После сидеть и как мальчишка хлопать в ладошки, радоваться, когда банк на неделю закрывал свои счета и молодые, неопытные программисты, вычищали взломанную систему, ставя хитроумные коды блокировки, и запускали вычищенные проги.
Владимир Викторович Михайлов поднимался на второй этаж, по грязным ступенькам, чувствуя себя продрогшим от дождя и ветра. Свою машину он оставил возле метро и пешком добирался до места. Поздняя осень выдалась дождливой и холодной. Закрывая зонт и стряхивая капли дождя на лестницу, Михайлов сморщился от запаха мочи. К этому невозможно было привыкнуть. Никому. И никогда. Знакомая дверь чуть приоткрыта, и тоненькая полоска света лежала на грязных ступеньках. Зная, какая чистота внутри квартиры, Владимир Викторович вытер ноги об старый половичок и потянул на себя тяжёлую дверь, чтобы войти. Из глубины квартиры доносился скрипучий, нервный, прокуренный голос дяди Гриши.
Михайлов усмехнулся, понимая, что у дяди Гриши, очередная поломка, и он разносит в пух и прах горе-ремонтников.
– Да мне плевать, что ночь на дворе. Идиоты. Сколько ждать? Четыре часа как пропала связь. Где вас черти носили, работнички.
– Мы ночью не работаем.
– Как не работаете? А договор? Показать? У меня, между прочим, исключительные права. Забыли? По первому требованию должны выезжать, и делать ремонт. За что я деньги плачу? А эти, сучки крашенные? Ваши бабы. Бляди разрисованные. Отключают меня, при очередном звонке, ставят музыку, Шопена, чтобы я ждал. Я ждать не желаю. Точка. Может сразу накатать телегу вашему руководству?
– Так мы это… уже всё починили. Нашли обрыв. В подвале. Видно крыса перегрызла.
– С глаз долой, дармоеды. И это последнее, «китайское предупреждение». Если ещё раз заставите меня ждать, я за себя не отвечаю. Пошли вон. Дверь сами найдёте.
Михайлов тихонько стоял, на вымытом до блеска полу, и с улыбкой слушал разбор полётов, между дядей Гришей, и ремонтниками. Длинный коридор вёл в святая святых. В одну огромную и уютную комнату хозяина. Мимо него пулей проскочили двое молодых ребят с красными от возбуждения лицами и со злостью хлопнули дверью. Три часа работы и никакого навара. Даже на сигареты и кофе.
– Проходите, Владимир Викторович, я уже давно Вас срисовал, еще, когда подходили к дому.
Михайлову стало неловко, как будто он как пионер, подглядывал за родителями, ночью, в спальне. Он всё никак не мог привыкнуть, что в двадцать первый век, невозможно оставаться «серым кардиналом», в тени, спрятаться от вездесущих камер. Закашлявшись, больше от смущения, чем от простуды, он расправил плечи и шагнул в огромный зал. Окна были наглухо зашторены, жалюзи скрывали малейшее проникновение света с улицы. В полумраке, сидел дядя Гриша за узким, компьютерным столом, на высоком кресле. Пять мониторов работали круглые сутки и маленькая лампа освещала геймерскую клавиатуру. Сбоку стоял двухлитровый чайник, вазочка с конфетами и печеньем.
– Здравствуй, дядя Гриша, давно мы с тобой не виделись.
Дядя Гриша, в майке и шортах, больше походил на заправского рыбака, чем на опытного хакера. Маленький, щупленький, он как мальчишка спрыгнул с кресла и расправил руки.
– Здравствуйте, Владимир Викторович. Если не трудно, возле шкафа есть выключатель.