— Эти шастают с митинга на митинг, им хочется чего-то очень остренького, какого-нибудь беспредела, — услышал астральный Иван спокойный голос неведомого экскурсовода. — Из них большинство тех, кто делает вид, что они работают — финансирование имитации их общественно-полезной деятельности попросту им осточертело. Не сомневайся, Ваня, эти, получат свое по полной программе. Уже отлиты пули, которыми их угостят двадцать пять месяцев спустя знаменитые тридцать восемь снайперов. Посмотрел? Хорошего понемножку — спускайся вниз, марш под камуфляж.
После этих слов он осознал себя в толпе и тут же получил ощутимый толчок в бок.
— Это великая победа русской и мировой демократии! Поздравляю тебя, Ванья-бульдоузэ!
Толкался американец, который все время ошивался тут вместе с рядовым генералиссимусом пера, а теперь радостно улыбался, лез ко всем с объятьями и поцелуями.
— Только без поцелуев! — поднял руку Иван Петрович, останавливая расчувствовавшегося америкашку. — Те, кто вчера пел «Интернационал», сегодня бацают «Мурку». Это и есть великая победа демократии? У вас все проходит по статье «победа американской демократии». Очень удобная и безразмерная штука — американская демократия. Знаешь самый бородатый анекдот Западного полушария всего из двух слов? Догадался, то-то же…
— Ты — большевик? — спросил, продолжая приветливо улыбаться, американец.
— Нет, я вор в законе. А «Мурка» — мой гимн.
— О! — воскликнул с неподдельным уважением американец и полез в карман за визитной карточкой, чтобы представиться.
Иван Петрович опять поднял руку, останавливая его, и пошел прочь, смешался с толпой. «Иван, куда ты лез, а куда вылез?!» — спрашивал он себя, ругался страшно и, в конце концов, выбрался из толпы, побрел в Центральный дом литераторов.
В любимом пестром зале было пусто — не то, что поговорить, даже чокнуться не с кем. Заказал водки, бутылку воды и бутерброд. А потом вспомнил — в карманах абсолютная пустота, кто нынче покойникам выделяет деньги на хотя бы на мелкие расходы? «Ну и влип!» — подумал он и скорее по привычке, чем от желания ввести в заблуждение буфетчицу, зашарил по карманам. Да и был, как только теперь окончательно уяснил, не в черном смокинге с бабочкой, а в камуфляже и десантной тельняшке. Буфетчица, заметив смятение посетителя, то ли с участием, то ли для успокоения сказала:
— Ой, как вы похожи на Ивана Петровича! Как две капли воды… Если бы сама не была на похоронах, сказала бы, что это он. Говорили, он детдомовский, никого родных у него не было, кроме какой-то странной бабушки. А вы, наверное, военный и вам поздно сообщили. На похороны не успели?
— Ну да, — проворчал Иван и тут же пальцы нащупали в заднем кармане толстый конверт. Открыл — американские доллары. Наверное, какая-то премия. Не обошли, что удивительно, хотя он защищал Белый дом исключительно в обществе Бахуса и Орфея, поэтому в памяти и не отложилось, чтобы кто-то давал ему конверт с «зеленью». Да и как могло отложиться, если поили защитничков самопальной сивухой из импортного технического спирта? Голова от такого пойла в стальном обруче, глазные яблоки из свинца, а жизнь — сплошные потемки… После такой водяры любую революцию устроить — что два пальца обмочить!
— Ан… — начал он, чуть не назвав буфетчицу по имени, и запнулся, едва не выдав себя. Но мастерство воистину не пропивается, и он продолжил свою мысль следующим образом: — А нельзя долларами рассчитаться? У меня рублей и нет.
— Почему же нельзя? Можно и долларами, — разрешила буфетчица Аня.
— Вот спасибо, — обрадовался Иван и протянул ей стодолларовую купюру.
— Помельче не найдется?
— Откуда, — странно ответил он. Однако заглянул в конверт — там были одни сотенные и среди них нашлась какая-то бумажка. Развернул и прочел: «Настоящая справка дана Ване-бульдозеристу в том, что он является активным защитником Белого дома и демократии в августе 1991 года. Вице-ВИП…» Подпись, красная печать с непривычным плохо ощипанным двуглавым птеродактилем, клювы которого, должно быть, от отвращения к другу в разные стороны развернулись. «Приданое Софьи Палеолог из сундука вытащили?» — подумал он.
— И у меня не будет, — грустно сказала Аня, — я только что открылась. Потом рассчитаетесь.
— Нет, — запротестовал Иван Петрович, предчувствуя загульную перспективу недельки на две, не меньше — так что, милая, бери, пока дают, а то ведь можешь и не получить. — Лучше вы потом сдачи мне, если что останется, дадите!
— Ну, копия Ивана Петровича! И интонация, и привычки — не отличить! — громко восхищалась буфетчица.
Иван сел за угловой столик рядом с входом и без передыху принял первый стакан. «Не самопал, нормальная водяра — сразу выдает рассвет, — отметил Иван Петрович, поскольку барашек на стальном обруче вокруг его головы стал как бы отвинчиваться и опилки в мозгах не так уж сильно кололись.
— Повторите, пожалуйста. Хорошая водка, — сказал буфетчице и поставил на стойку пустой стакан.
— Ваш покойный брат любил говорить: «Водка бывает только двух сортов — хорошая водка и очень хорошая», — засмеялась буфетчица.