— Ваш брат был большущим поэтом, — забулькал солидно Морсон-Андрон и выдержал паузу, взывающую к ее автору великое уважение. — Очень жаль, что уже не с нами. Прежде всего нам, мандуальным контрацептивистам, к которым он так и не примкнул. Был чрезвычайно скромным, считал себя недостойным такой великой чести. А если бы примкнул, то стал бы моей правой, нет, правая у меня есть, левой, сердечной, рукой и великим поэтом. Ибо только мандуальный контрацептивизм дает полную свободу системе внутренней секреции и гигантское вдохновение. И полного отбора, выбора, выброса, выпука и откида. К примеру, прекрасный пол нашего направления предпочитает исключительно черные прокладки. Ибо они практичны и траурно элегантны. Жаль, — царственно возложил свою длань Педя на его плечо и величественно удалился.
Все это донельзя расшатало нервную систему «брата Ивана Где-то», привело к переизбытку чувств, от которых он почти весь вечер плакал — слезы шли безостановочно, как из чудотворного лика.
Перед самым закрытием буфета он все-таки прекратил обливаться слезами, отказался от нескольких стаканов и практически пришел в норму. Вне всякого сомнения, это был самый лучший его творческий вечер в писательском доме. Но в то же время все сильнее чувствовал, что поэт Иван Где-то и он, со справкой забелдомовца Вани-бульдозериста, — это не одно и то же. Было ощущение, что он присутствовал на чужом празднике, по сути, триумфе, где литературная братия говорила не кривя душой, и было обидно, что в той, первой жизни, не нашлось для него и сотой доли нынешнего признания.
— Да ты сам себя ревнуешь! — вновь объявился двойник, и у Ивана Петровича от обиды перехватило горло.
— А где ты был, когда я над митингом летал? Внизу стоял, да? — спросил вдруг Иван Петрович, но двойник по извечной отечественной привычке никакого ответа не дал.
Глава девятая
Чтобы после государственного гимна в шесть утра сразу давали балет — такого Декрет Висусальевич Грыбовик отродясь не помнил. Собирался проехаться по полям, проверить, как идет в уезде уборка хлеба, и велел шоферу приехать пораньше. Тот явился, на кухне по радио как раз исполняли гимн. Супруга Кристина Элитовна в такую рань никогда не поднималась, поэтому Декрет Висусальевич пил чай в одиночестве — все шло как всегда своим чередом. И на тебе — «Лебединое озеро». Включил телевизор — на всех каналах шум да рябь. Попытался по радиоприемнику поймать Москву, но ни одна станция не вела передачи на русском языке. Декрет Висусальевич встревожился не на шутку. Надо было ждать до шести утра по московскому времени — ведь, идя навстречу пожеланиям прогрессивно ускоренным шарашенцам, местные власти во главе с самим Грыбовиком решили поместить свой славный город и уезд в другой часовой пояс. Так они оказались в процессе, который, как известно, пошел, на час раньше самой Москвы. И эта передовитость по отношению к столице повернулась вдруг неожиданно неприятной стороной.
Вообще-то большой специалист по балету дрых в спальне, однако будить супругу не решался. Еще не отошел от головомойки, которую устроили ему в губернии за проведение знаменитой балетно-бульдозерной композиции «Наша ода каждому огороду!» Поскольку Кристина Элитовна была художественным руководителем акции, то губернская интеллигенция тут же вспомнила, что ученый совет университета проводил выездное заседание в Шарашенске, на котором она и защитила докторскую диссертацию по лирическому придыханию.
Интеллигенция все еще бурлила, требуя от Высшей аттестационной комиссии лишить Кристину Элитовну докторской степени. Пришлось, чтобы самому удержаться, валить все на лендлорда Ширепшенкина, который был начальником штаба акции и под чьим непосредственным руководством в городе и районе уничтожили все теплицы. Шарашенский прокурор, ТКЗНП, то есть, Тот, Кого Здесь Называют Прокурором, и следователь Чего Изволите, сокращенно ЧеИ, по команде Грыбовика тут же упекли Ширепшенкина за решетку, поддержали иски предприятий и населения о взыскании с виновного нанесенного громадного ущерба.
А тут и «Лебединое озеро». С утра пораньше. Может, это своего рода «Над всей Испанией чистое небо» — условный сигнал? Как ни жаль, а Кристину Элитовну придется будить: вдруг этот балет что-нибудь еще означает? Он уже направился в спальню, как зазвонил телефон — Декрет Висусальевич даже обрадовался, надеясь, что звонят из губернии и что его тут же вооружат генеральной линией.
Но звонил коллега из соседнего уезда. Заходил издалека — какие виды на урожай, хватает ли в деревнях горючего и транспорта. Потом стал упрекать, мол, соседи, а уж и не помнят, когда в гостях друг у друга были.