Евангелие от Ивана

— Хм… А ты мне тут ничего не набузил, а? — спросил он и пристально посмотрел Собакеру в глаза, словно хотел взглядом ввинтиться в его зрачки.

Редко кто выдерживал такое испытание, но Собакер не отвел взгляда и воскликнул:

— Как можно, Декрет Висусальевич! Такой исключительно исторический момент! Если мы его не используем, нам никогда не простят потомки. Так даете добро на окурултай, на оверховного ошамхала Ошараш-Ошеварнад-окувырк? Или на иверховного ишамхала Ишараш-Ишеварнад-икувырк?

Декрет Висусальевич, выигрывая время для обдумывания ответа, встал и пошел вокруг стола, сцепив руки сзади. «Вот что значит творческая интеллигенция — ну все тебе знает! Раскопали древних ариев — вот! — рассуждал Грыбовик. — Если не разыгрывает подлец, то быть верховным ошамхалом, должно быть, получше, чем уездным начальником. Членство в Организации Объединенных Наций — это хорошо, но одних послов две сотни взять — где? Сразу окувырк? А армия, полиция, секретные службы, а золотой запас где взять? И тут - икувырк? Стоп: а с чего это наш Молчи-Молчи оружие милицейское опечатал? Прознал что-то про Ошараш-окувырк? Ну и ну!»

— У нас, дорогой Собакер, что? — демократия. На полную катушку, а иначе — как? То-то. Любой вопрос готовить надо. Тем более при демократии. Как положено. Имеешь мнение — предлагай, на бюро обсудим. Но готовить вопрос надо, а не с бухты-барахты — чтобы окувырк не получился. Вернее, чтоб получился… Запутал меня вконец — ты! — Грыбовик наклонился над пультом, спросил помощницу. — Ширепшенкин прибыл?

— Здесь, — ответила помощница.

— Давай, — велел он, и почувствовал, как сердце у него от неожиданной догадки стало торчком: а Ширепшенкин — фамилия не из тех ли времен, когда пшено жевали? Он не раз задумывался: почему у этого Пшенкина необычная приставка — Шире? Может, предки его были Жевапшенкины, но решили расширить круг жующих пшено и плюющих в общий котел? Или расширил площади посевов проса для получения древнего национального напитка? Что-то тут не так. Сам Ширепшенкин знает наверняка происхождение своей фамилии, знает и о своих предках, которые, чего доброго, были ошамхалами — и молчит! А Собакин — что это за фамилия? Только и годится что в переделку на Собакера. Да и фамилия Грыбовик ничем не лучше.

Когда в дверях столкнулись Собакер с прокурором, то ТКЗНП взял архитектора за воротник и спросил уездного начальника:

— Посадить?

— КПЗ опустело у тебя, да? Побереги свободные места, побереги. Отпусти воротник, пусть работает. Ширепшенкин, заходи, заходи!

Нынешний Ширепшенкин ему не понравился: небрит, в помятом костюме и несвежей сорочке. Молчал, не благодарил за внезапное освобождение, а это означало, что он потерял способность под взглядом начальства уменьшаться. Раньше как было — посмотришь, а Ширепшенкин уменьшился в два, четыре, шестнадцать раз, в виде пыли готов был лечь перед начальством, а теперь? Не кровь ли предка-ошамхала взыграла? Более того, он, видимо, в КПЗ еще и своим мнением обзавелся — а страшнее всего именно это! Если так, то какой же смысл оставлять его в шарашенских лендлордах? Может, в пэры его по животноводству, пусть коровам хвосты покрутит новоявленный умник?

— Ты свободен, — ткнул пальцем Грыбовик в сторону ТКЗНП, и тот беспрекословно покинул кабинет. — А ты, дорогой наш лендлорд, после отсидки сильно теперь прибавил в авторитете. Кто о теплицах теперь вспомнит? Главное — сидел по политическим мотивам, жертва политических репрессий — вот кто ты! И скажи мне, отныне наш политический тяжеловес, оцениваешь нынешнюю ситуацию — как?

— Очень просто оцениваю — помыться бы, вши заели.

— Какие вши? — остановились глаза у Грыбовика.

— А вот такие, — Ширепшенкин свел ладони вместе и зашевелил пальцами.

И тут зазвонил прямой телефон.

— Декретик, — призывно и в то же время таинственно сказала Кристина Элитовна, — тебе срочно надо заболеть. Я все утро слушаю вражеские голоса и считаю, что надо, пока все не прояснится, полежать в больнице. Сейчас же положи руку на сердце, да не перепутай сторону — оно с левой! Достань лекарство, оно в верхнем ящике справа, и старайся на глазах у посетителей принимать его. Перевоплотись, милый, вспомни, что я тебе говорила о системе Станиславского, ты же можешь, иначе все это очень дорого обойдется. Еще неизвестно, кто тут кого. Через десять минут направляю к тебе бригаду «скорой помощи».

— Договорились, — согласился он и обратил свой взор на Ширепшенкина. — Ох, как мне тут без тебя доставалось. Значит, вшей, развели, да? У-у, сволочи… Они готовы любым способом сожрать нас с потрохами. Ой… сердце что-то… — Декрет Висусальевич, как и наставляла специалистка по лирическому придыханию, схватился за левую сторону груди, запустил правую руку в ящик стола и вынул пузырек с лекарством. — С тех пор только на таблетках и живу — вот…

— Может, воды?

— Угу.

— Цецилия Антоновна! — выбежал в приемную Ширепшенкин. — Шефу плохо, скорее воды. Воды!