Евангелие от Ивана

В метро проник, кося под инвалида — контролерша, увидев пожилого человека в камуфляже, который подволакивал совершенно негнущуюся ногу, и не подумала потребовать у несчастного документ на право бесплатного проезда. Успех окрылял, и он, как запасной вариант, обдумывал передвижение по вагонам метро с двумя негнущимися ногами и с кепкой в руке. В детстве он с Володькой Хванчкарой приобрел богатейший опыт побирушничества — неужели не вспомнится, не выручит в трудную минуту?

Сойдя с эскалатора и направляясь к вагонам, придумывал текст попронзительней, но его попросила остановиться дама с весьма смелым декольте и стала открывать свою сумку. Иван Петрович почему-то подумал, что ему сейчас подадут милостыню, но дама извлекла на свет Божий его новую книжку, которую он еще не видел, и попросила автограф. На всю обложку напечатали его портрет — вот дама и узнала автора.

«Выпустили книжку — значит, можно получить гонорар!» — торжествовал Иван Петрович, подписывая сборник. «Пока не будем подволакивать ноги», — радовался он, входя в издательство.

На вахте полусонная бабушка не обратила на него никакого внимания, но когда он поднялся на лифте на свой этаж и там столкнулся с заведующей прозой Николяней Зоевной, то у него хорошего настроения сильно поубавилось. Николяня Зоевна, этакая серенькая вошка, не любила неизвестных авторов, которых он ей подсовывал. Увидев его, она посерела абсолютно и, вскрикнув что-то нечленораздельное, брякнулась в обморок. Она возненавидела строптивого коллегу с тех пор, как главный редактор в его присутствии, держа в руках ее докладную записку, стал учить заведующую прозой, как пишутся те или иные слова. У нее были нелады с правописанием, и по этой причине дамская общественность издательства устроила главному редактору такой прессинг, что тот вынужден был уйти. И вот теперь Николяня, встретившись с поэтом, редактором и литконсультантом, наверняка подумала, что приведение явилось по ее душу, и улеглась на кафеле лестничной площадки.

Никогда бы Иван Петрович не оставил женщину в беспомощном состоянии, но только не в этом случае. Как он ее мог привести в чувство, если она, увидев его, отключилась? Еще раз увидит — может вообще коньки отбросить. Поэтому направился сразу к главному бухгалтеру.

Василий Иванович был знаменит на всю Москву тем, что не платил поэтам гонорар за повторяющиеся строки, в том числе авторам песен платил только за один припев. Бывало, Иван Петрович встречался с Василием Ивановичем рано утром на берегу останкинского пруда — любил главный бухгалтер купаться до самой поздней осени.

— Василий Иванович, привет! — ворвался Иван Где-то к нему. — Прошу рассчитаться со мной за книгу.

Главный бухгалтер поднял голову и оцепенел.

— Ты — живой, Иван Где-то? — непослушными, словно резиновыми губами спросил он.

— Я, я — Иван Где-то! Закопали в летаргическом состоянии. Все документы уничтожили, денег нет даже сфотографироваться на паспорт. Выручай, Василий Иванович…

— Ёшь твою двадцать, — сугубо по бухгалтерски выругался Василий Иванович. — Не мог придти в выплатной день, позавчера?

— Какой выплатной день, если в кармане ни копейки? Новый паспорт выписывают, а фотографий нет.

— А такой, что позавчера твоя вдова получила все твои денежки до копеечки.

— Не было у меня сроду никакой жены, откуда вдове взяться?

— Не скажи, — упрямо замотал головой Василий Иванович. — Лично документы проверял. Свидетельство о браке, свидетельство о смерти, решение суда о вступлении в правонаследование — все тип-топ. Я еще о тебе нехорошо подумал: «В убежденных холостяках числился, а женился на такой хабалке!»

— Мошенница она, более того — бандитка, мафиозо.

— Иван Петрович — это твои дела, разбирайся сам. По моим данным издательство должно тебе ноль-ноль рублей ноль-ноль копеек. Да и касса пуста. Крапулентин решил приватизировать издательский пансионат «Березовые веники-вареники», забрал всю наличность под отчет. Не мешай работать.

Оставался последний шанс — заначка в заветной папочке. В его комнате восседала Хинга Хфеминэ-Делячухадзе — известная поборница дамской детективной литературы. Прозвище у нее было Нечиталка, потому что она умудрялась вообще не читать рукописи, испытывая к ним непреодолимое отвращение, особенно, если автор был мужчина. Возле нее всегда роились получокнутые литераторши-феминистки, вот она и перепоручала им свою работу. Злые языки поговаривали, что ее феминизм стоял на прочном фундаменте лесбиянства, однако Иван Где-то считал это наветом женоненавистников — ну кто, любого пола, польстится на ее мощи?

Флагман издательского феминизма, завидев предыдущего обитателя комнаты, как кошка метнулась в угол, завизжала так, что у него в ушах зачесалось, и подняла по-кошачьи руки-лапки с ноготками наготове.

— Ты перестанешь орать? — закричал в свою очередь Иван Петрович и обматерил заядлую феминистку по высшему разряду.

Должно быть, отборная матерщина на феминисток вообще влияет благотворно, во всяком случае, Хинга выключила громкость, но из угла не вышла.