После налета бандитов и милиции Даша и Иван Петрович, боясь засады, не решились возвращаться в разгромленное и оскверненное жилье. Надо было подыскать новое, хотя бы на предстоящую ночь. Успокоиться, подумать и найти подходящие варианты. Оказавшись на проспекте Мира, залитым вызывающе яркими капиталистическими огнями, они не пошли ни на метро, ни на ближайшую остановку общественного транспорта. Во-первых, и там, и там их могли поджидать, во-вторых, вся Москва была оклеена портретами Ивана Где-то, следовательно, была реальная опасность, что бдительные доброхоты запросто могли сдать его в лапы милиции, тем более за обещанную награду.
На проспекте Мира поэт надел очки с затененными стеклами и поднял воротник куртки, не мешал Даше ловить какую-нибудь машину. Такси в столице практически не было — таксомоторы таксисты приватизировали и распорядились ими, как считали нужными. Власти полагали, что после приватизации проблем с такси у населения не будет, но вместо этого исчезло такси как вид городского транспорта. Хотели ведь как лучше, но теперь проезд на пойманной машине от памятника Пушкину до памятника Маяковскому стоил как поездка на «Красной стреле» от Москвы до Ленинграда, опять переименованного в Санкт-Петербург. Туда и обратно…
Наконец какой-то замызганный «Жигуль» прижался к обочине. Даша наклонилась к приоткрытому окну, вступила в переговоры с водителем. Потом обернулась и спросила у Ивана Петровича:
— А куда мы, собственно, едем?
— На Бутырский хутор, — неожиданно для самого себя ответил он и плюхнулся на скрипучее заднее сиденье.
Даша села рядом, повернулась к нему, чтобы уточнить, куда конкретно ехать, но ее опередил водитель:
— В общагу Литинститута?
— Именно туда, — подтвердил Иван Петрович, приникнув к окну, пытаясь определить, правильно ли они едут.
Мысль скрыться в общежитии Литинститута показалась ему стоящей. Правда, он не был там лет десять. Раньше бывал чаще — не раз и не два, когда закрывался ресторан ЦДЛ, а было не все выпито и не все обсуждено, они брали в пакеты выпивку-закуску и ехали к знакомым студентам или слушателям Высших литературных курсов. Для него, да и не только для него, он был как бы родным домом, и поэтому встреча с ним всегда трогала чувствительные струны в душе.
Иван Петрович еще помнил сквер перед общежитием, скамейки и клумбы. По центральной аллее прогуливались девицы, к которым они не очень-то успешно клеились. Хотя в то время вечера поэзии в Политехническом музее проходили с конной милицией. Были и они, молодые поэты, нарасхват, поскольку их приглашали на всевозможные молодежные вечера. Но по скверу гуляли высокомерные девицы, должно быть, из соседнего общежития медицинского института, с которыми молодые литераторы никак не могли найти общего языка.
А потом в сквере стали подрастать деревья, клумбы и скамейки исчезли, как и асфальтированная дорожка — длинная и прямая, своего рода символ их будущего. Деревья, образовав чащу, вытянулись на высоту нескольких этажей, и общежитие от этого стало приземистей и отчужденнее. Быть может, поэтому и не тянуло в него так, как раньше. Но вот жизнь обернулась к нему не лучшей стороной, и он тут же вспомнил улицу Добролюбова, дом 9/11.
Когда он мысленно назвал адрес, машина остановилась у входа в общежитие. Поразительно, однако чащобы тут не было, как и раньше горели фонари на сквере, где гуляли отдельно друг от друга студенты-литераторы и прежние напыщенные девицы. Оказалось, что не старом «Жигуленке» он подкатил, а на новенькой двадцать первой «Волге», как и положено, с зеленым огоньком. И водитель был в таксистской фуражке, добродушный парень, а не какой-нибудь эпохи Мордаря жлоб, берущий за каждый оборот колеса по червонцу — когда поэт вынул бумажник, чтобы расплатиться, тот сказал:
— Вы же по дороге со мной рассчитались. Забыли? Бывает, бывает…
Иван Петрович засомневался: откуда у него появились деньги, ходившие после реформы 1961 года? Ведь он, судя по всему, попал в начало шестидесятых годов. И в этом он убедился, когда вахтерша тетя Дуся, добрейшая тетя Дуся, молча, словно они расстались только утром, достала из ящика стола ключ и протянула ему со словами:
— Возьми, Ваня. В вашей комнате полы натирали…
— Спасибо, тетя Дуся, — как и встарь ответил он и нажал в лифте кнопку четвертого этажа, подошел к 116-й комнате и только теперь спохватился: а где же Даша? Тетя Дуся строго бы посмотрела не нее, потребовала документ и предупредила: пребывание в общежитии лиц, не проживающих в нем, строго до 11 часов вечера. Каких 11, он взглянул на часы, уже без четверти полночь! Хотел было вернуться назад, разыскать Дашу и уговорить тетю Дусю, чтобы она разрешила с женой остаться до утра. Не станет же она проверять, есть или отсутствует у них на этот счет соответствующие штампы в паспорте!