– А ясли?
– Перепись была в 6 году н.э. при Публии Сульпиции Квирине. Он был наместником в Сирии и организовал перепись евреев с целью определения подушного налога. Записывались только мужчины и по месту жительства.
– Значит, и ясли тю-тю, – Никита развел ладони, показывая, что растерял все свои идеи.
– Почему? Мы же экранизируем Евангелие, а не ведем теократическое изыскание.
– Как можно экранизировать историю человека, который рождался в течении 10 лет.
– Так Иисус же бог.
– Да, точно. Солнце, например, останавливал. Нет, извините, и с солнцем напряг. Да что у нас тогда вообще остается?
– Спаситель.
– Кого? От чего? Слушай, мы же не дети. Мир не изменился с тех пор. Только в технике прогресс. А люди те же. Я бизнесмен, я это точно знаю.
– Первородный грех.
– Ну тебя. Я лично не ел то яблоко. А Бог слишком велик, чтобы быть мелочным и злопамятным.
Кирилл молчал, глядя на светящийся экран ноутбука, на Гуренкова, на Карвовского. Он или терял свой фильм, или обретал его вновь.
– Слушай, Сав, а ты в церковь ходишь? – неожиданно спросил Гуренков.
– Ну да.
– Когда в последний раз был?
Карвовский задумался, потом как-то вяло ответил:
– Да вот, на пасху.
– Эту?
– В прошлом году.
– Я от тебя ожидал большего. Тебя же считают православным писателем.
– Я этого не говорил, – Карвовский небрежно и деланно отмахнулся от того, чем в душе гордился.
– Понятно. Что они там, в церкви говорят об этих неувязках?
– А никто о них не знает.
– Ну, они же читают Библию.
– Вряд ли.
– Все что ли?
– Ну, кто читает, не связывает воедино все куски. А в отдельности вроде даже ничего. Читают с верой и все. Должен же быть у человека идеал. Вера.
– Надежда. Любовь. Мы не на семинаре. Слушай, а может быть ошибка с датами?
– Нет, это исключено.
– Да. Давай, покрутим в эту сторону. Можно же обойтись без яслей и избиения.
– Как скажешь. Зря ты так зацикливаешься. Сделай хорошую экранизацию и все. Иоанна, положим, снял Филипп Севиль. Но и нам остаются три синоптических. Там тебе и ясли у Луки, и избиение у Матфея. А если предложить сценарий РПЦ?
– Нет. Если деньги даст РПЦ, то это будет фильм для внутреннего пользования. Сухое это дело: простая иллюстрация, где выполняется каждое указание РПЦ. Ребята в рясах не дают сделать ни одного шага в сторону. Мой друг с ними работал. Такой фильм будет неинтересен широкой публике, и его никто смотреть не станет, кроме самих церковников. Давай так. Я беру ваш сценарий. Пока идет подготовка, вы еще что-нибудь нароете. По рукам?
– Ладно.
– Только будьте на связи.
Они попрощались. И когда Никита закрывал за ними дверь, то подумал, что не надо быть пророком, чтобы предсказать, что Карвовский на грани запоя.
Кирилл и Савелий вышли из подъезда и вздохнули с облегчением.
– Вот тебе бабушка и юрьев день, – проговорил Карвовский.
– Да уж, – Исаев посмотрел на свою машину. – Тебя подвести?
– Да, спасибо. За одно и обсудим кое-что.
Исаев, подойдя к машине, снял ее с сигнализации и стал отпирать дверцу. Мужчины сели в нагретый салон. День был солнечный. Кирилл опустил наполовину стекло в окошке с его стороны.
– Обидно, я так рассчитывал, что уже все закончилось, – проговорил Карвовский, когда машина выруливала со стоянки. – Да и другие дела стоят.
«Стоят, – подумал Исаев. – я бы уже к съемкам мог приступить».
– Знаешь, Кирилл, – начал Карвовский немного неуверенным тоном. – Как я пришел к идее нашего сценария? Это я тебе говорю для ненавязчивого пиара. Потом раскрути с журналистами. Где-то за полгода перед началом написания я начал видеть перед глазами лик. Да-да, не подумай, я не придумываю. Все так. Покурить можно?
– Валяй, – Исаев щелкнул рычажок, включая вытяжку и открыл пепельницу.
– Зажигалка работает? – спросил Карвовский.
– Да.
Карвовский вытащил из кармана пачку сигарет и закурил. – Хочешь, – рассеяно предложил он, когда уже спрятал сигареты в карман.
– Нет. Продолжай, что там у тебя?
– Про что?
– Про лик?
– А. Ну, понимаешь, я видел его довольно часто. Знаешь, в рисунках мебели он угадывался, в узорах обоев, линолиума. В полудреме появлялся. Нет, не так часто. Просто бывало.
– И что?
– Нет, ничего. Я думал – поможет распиарить фильм.
– А. А что за лик-то?
– Ну, Иисус. Лицо с бородой, волосы длинные, знаешь, я потом иллюстрацию Дорэ увидел, точь-в-точь. Это и заставило меня засесть за сценарий.
– И на кого он был похож?
– Кто? – Карвовский внимательно посмотрел на Исаева: не смеется ли он. – Бог что ли? На икону, конечно.
Исаев только кашлянул. Он никогда бы не стал рассказывать про свой сон. Да и поймут ли его.
Вернувшись домой, Кирилл Исаев сел за свой компьютер и стал размышлять. Кто он, маленький Христос, сын Божий? Кем был тот человек, которого мечтает сыграть каждый современный актер.
Кто был он сам, маленький Кирилл? Ведь он будет играть Христа, придется искать ребенка, похожего на него. У матери сохранились его детские фотографии, надо будет позвонить ей.