Кирилл поднялся и взялся за сигарету. Он устал. И правда, почему бы не экранизировать один из трех оставшихся Евангелий. Так просто. «Ника», по крайней мере, за это обеспечена. Там и престиж, и соответствующий имидж.
Кирилл лег с сигаретой на диван, наслаждаясь каждой затяжкой, и стараясь при этом ничего не думать – занятие, которое у большинства людей получается лучше всего.
Он расслабился. Правая рука с сигаретой покоилась на груди. Замутненный взгляд еще видел тлеющий кончик. Но тление постепенно тухло, сознание покрывалось туманом. И он заснул в одно мгновение с тем, как окончательно потухла его сигарета. Все. Как выключили свет.
Считается, что самый длинный и хорошо запоминающийся сон приходится ближе к концу. Первая же череда сновидений проходит, как в калейдоскопе, не оставляя ничего, кроме смутных чувств. У Исаева это были разговоры, горящий экран монитора, съемки, аппаратура.
И возникла улочка. Выбитые в скале ступеньки тянулись от единственного источника вверх. Пыльная улочка между глиняными домиками с плоскими крышами и торчавшими деревянными балками и столбами. Веревки тянулись между ними, и одежда из льна и шерсти сушилась там.
Маленькие взъерошенные дети, одетые в лохмотья, которые едва прикрывали их худенькие загорелые тела, играли в камешки у невысокого крыльца. Они были похожи: грязные потеки на смуглых лицах, кудрявые длинные волосы, большие карие глаза. И громкие, пронзительные голоса. Дети ссорились, размахивали руками, сидя на корточках. Вдруг один из них, самый крупный, резко подался вперед и с силой толкнул мальчика, сидевшего напротив, самого худенького из всех. Тот опрокинулся навзничь. Остальные только этого и ждали. Как растревоженные воробьи, набросились они на товарища, набивая ему рот пылью, чтобы не кричал.
Но тут еще один мальчик, старше их года на два, выскочил из дома неподалеку и бросился к куче барахтающихся тел. Босые ноги его тонули в пыли.
Подбежав к детям, мальчик стал их раскидывать, растаскивать, пока не поднял самого маленького, всего серого от пыли.
– Тебе не больно, Иаков? – встревоженно говорил он, теребя того, полузадохнувшегося и молчавшего.
Ошеломленный Иаков был не в силах ни дышать, ни говорить, только тряс головой, и пыль и камешки сыпались из его кудряшек.
– Что вы делаете, неразумные? – мальчик обернулся к другим детям, отскочившим подальше, но не разбежавшимся. – Он же меньше вас всех, зачем вы его обижаете!
– Сам без разума! – бойко выкрикнул старший мальчик, немногим меньше его самого. – Тоже мне, бар Иосиф!
– Бар Пандера, Бар Пандера!
Сын Иосифа вздрогнул, словно от удара, закусил губу, сдерживаясь. Он даже не сжал кулаки, хотя и был явно сильнее всех тех, кто дразнил его. Он только переступил ногами, посмотрел на Иакова и начал стряхивать с него пыль.
– Идем домой, – сказал он мальчику, уже пришедшему в себя. – Не играй больше с ними.
– Они нечестно забрали мои раковины, те, которые ты собрал для меня в Гиппосе.
– Ну и что? Я поеду туда с отцом и еще наберу много ракушек для тебя. Господь призывает нас к миру.
В это время в мальчиков полетел первый камень. Он, брошенный еще неуверенной рукой, упал в пыль позади младшего мальчика.
– Я видел, я видел, это кинул Михей-криворукий. Михей-криворукий.
Тут второй камень ударил в спину старшего мальчика. Тот медленно повернулся. Третий камень попал ему в грудь и стало так больно, что мальчик схватился за это место обеими руками.
– А ну-ка пошли. Безбожники. Пророка Елисея и его медведиц на вас нет.
Проходивший мимо пожилой мужчина поднял свой посох наподобие копья и стал им размахивать во все стороны до тех пор, пока сорванцы не разбежались, устрашенные.
– А ты, Иисус, не стой так, тоже возьми камень.
Иаков быстрее пращи принялся исполнять совет и кидать вслед маленьким сорванцам увесистые булыжники.
– Я не могу, – ответил Иисус, одергивая Иакова. – Я же старше их.
– Вот и надери им уши. Будь я моложе, я бы не отстал.
– Они еще неразумные, дядюшки. Нельзя на них обижаться.
– Ох, и глупым ты растешь. Ну да ладно. Скажи лучше, Иисус, когда будет готова моя новая дверь.
– Сегодня мы с отцом закончим вырезать орнамент, и к завтрашнему утру все будет готово.
– Хорошо, я пришлю сына.
– Я сам принесу вам, не нужно трудиться.
– Добрый ты мальчик. И все-таки я пришлю сына. Передай от меня поклон отцу.
– Спасибо, дядюшка. Доброго вам дня.
– До завтра, сынок.
Мужчина ушел, а два мальчика остались стоять посреди пыльной улицы.
– Послушай, брат, – начал говорить младший из них. – Тебя зовут бар Иосиф, как взрослого, это понятно. Но почему тебя дразнят бар Пантера? Наш же отец не пантера. Он совсем не похож на пантеру. Или он все же пантера?
– Нет. И не говори так. Пошли домой.
– Но ответь мне. Почему ты мне никогда не отвечаешь?
– Не привязывайся. Я не хочу отвечать.
– Почему? Пантера, это что, плохо?
– Да. Это неправильно. Они все глупые. Они не знают ничего.
– Чего? А ты это знаешь? Тогда скажи мне.
– Отвяжись.
– Ты мой лучший друг. Я люблю тебя больше папы, больше мамы и даже больше Бога.